Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

Подари мне то, чего в мире нет… Услышав голос Пути, оставишь всё и уйдёшь… Рыцарей тошнит от менестрелей… только друг с дружкой умеют, я нарочно с тобой проверила… другим ты не будешь.

До Арда оставалось около двух таров. Нелия терпеливо ждала. Джер пытался понять и ответить.

— Мне кажется, я увижу многое… ну, не как в плаще. Людей, весь Тефриан… По-иному. Правильнее.

— Или попросту грязнее. Один парень из Тени мне сказал: Путь нужен, чтоб Рыцари могли полюбить Тефриан. Полюбить, заметь. А не сбежать обратно в Тень с гневом или отвращением.

— Ты меня спасла от голодной смерти, — улыбнулся Джер. — Разве я тебя вспомню с отвращением?

— О, так ты был в белом плаще, мой милый, — и покосившись на его потускневшее лицо, чуть мягче пояснила: — Возьми, к примеру, в фургон менестреля — и половину товара, считай, в карманы прихватит.

— Каждый? — с сомнением уточнил юноша.

— Не каждый, да с виду не угадать. А ты не оттого, что с девочкой не поладил? Может, чем помочь?

От запаха миал, не растущих нигде поблизости, закружилась голова. Я проверила с тобой нарочно …

— Спасибо. Нет.

И во внезапном порыве откровенности с единственным почти-другом он признался:

— Она проверяла, любят ли Рыцари женщин. Выходит, мог быть не я, любой Рыцарь… — и поспешно замолчал, благодаря богов за освоенное ещё в детстве уменье: что бы ни делалось в сердце, казаться спокойным.

— Будь ты страшным, как Болотник, она дождалась бы другого Рыцаря, ты уж поверь!

Её усмешка была просто чудом: начни она жалеть и утешать, он всё же вряд ли удержался бы от слёз. А так он смог усмехнуться тоже — и снова, как в начале знакомства, подумал: она такая милая, и если б она захотела…

После ужина и весёлого шумного вечера в Арде (Джер плаща так и не надел, тихонечко держался у Нелии за спиной и был, разумеется, всеми принят за ученика-торговца) и тяжёлой от тщетных попыток уснуть, но, к счастью, короткой ночи они запрягли фургон и расстались.

Он неловко держал на раскрытой ладони три монеты, гадая, не обидится ли она, если спросить.

— Я почти ничего полезного и не сделал. Ты не слишком… я хочу сказать, мне не надо много.

— Три стела — не много, — спокойно заверила она, — если сравнить, сколько я выручу на тех ножнах.

Они помолчали. Расставание стремительно превращалось для него из лёгкой печали в трагедию.

— Все носят свои плащи. — Нелия положила руку ему на плечо. Он не поднял глаз. — Твой — белый, у Вэй — чёрные наряды, и мой фургон видят прежде меня самой, и всякие там флейты менестрелей…

— По-твоему, я просто меняю цвет?

— По-моему, той девочке понравился именно ты. Плащ притягивает взгляд, но лишь вначале.

Разве исход любого пути — не следствие первого шага?

— Я тебя не забуду, — тихо сказал он, женщина подняла ладонью его подбородок и поцеловала в губы — крепко, до боли; и потом он до вечера терпел голод и даже не пил, чтобы не потерять вкус её поцелуя.

Он ещё чувствовал этот поцелуй, в сумерках приближаясь по безлюдному тракту к гостинице — судя по гомону из ярко освещённых окон, от нехватки посетителей отнюдь не страдавшей. Так и оказалось, и, долго выискивая глазами свободный стол и с трудом к нему пробираясь, он удивлялся: как столько людей ухитрились сюда попасть, не встретившись с ним на тракте, — не иначе, прилетели по воздуху!

Когда, наконец, появился слуга, Джер об этом спросил. «Луг», буркнул тот и исчез; и юноша, только мысленно взглянув на карту, понял, что речь идёт о деревне. Слуга с заставленным доверху подносом возник возле стола, оставил на нём часть своей ноши и с прежней стремительностью умчался. Он не невежливый, подумал Джер, просто болтать ему некогда, и устал, наверно, — как не устать, бегая целый день с кучей тарелок! Но ощущать полное одиночество среди множества людей, которым вовсе нет до него дела, вспоминая уютный фургон, новое чудесное чувство общности , и интерес, и потом поцелуй… он уставился в стол, сжавшись под ледяным острым грузом неожиданного одиночества и растерянно говоря себе: ты ведь хотел побыть один за Чертой, отчего же, когда желание сбылось, тебе так плохо?!

Его спасла флейта. У него уже болело горло от колючего комка из непролитых слёз — из-за девочки, пахнущей миалами, и безжалостной откровенности Кера и поласковей, но с тем же смыслом — отца, и менестреля, только раздразнившего неправильно спетой песней… и другого, похожего на призрак героя древней легенды, а он стоял от эллина слишком далеко, и что проку от гнева, боли и сострадания, если о них знаешь лишь ты сам — а действует тот, кто ничего подобного наверняка не ощущает, зато всегда в нужный миг оказывается рядом, а ты снова остаёшься в стороне…

И флейта запела — словно прохладная вода в пересохший рот, словно всё самое нежное и хорошее. Он выдохнул, чувствуя наконец, как холод и напряжение сменяются полусонным покоем, и он всего-навсего голоден и устал, и принялся за ужин.

Мальчик, к сожалению, играл недолго, чему он не удивился: флейту едва было слышно за голосами и звоном посуды. Похоже, печально решил Джер, только он тут музыку и заметил… Когда менестрель мимо него проходил к двери, юноша поймал его за руку и со смущённым «спасибо» сунул ему одну из трёх своих монет. Менестрель повёл себя несколько странно: расширил глаза, стиснул монету в кулаке, будто кто-то хотел отнять её, и ушёл очень быстро — почти сбежал, непонимающе думал Джер. Хотя — кто знает, каковы люди за Чертой? Может, и правда боится, что отберут, защититься он вряд ли умеет…

Давешний слуга глаз с него не сводил. Чтобы не удрал, не заплатив за ужин, предположил Джер (смотрел слуга без особой симпатии). В первый миг догадка его рассердила, а затем насмешила: совсем забыл — он же сейчас «не Рыцарь»! С чего бы слуге ему доверять? Он, а не Нелия, прав: за Чертой судят по внешнему от начала и до конца. Он не в белом — и в нём видят возможного вора… но теперь, если девушка уложит его в постель, причиной будет он сам, а не сомнительная слава Ордена. Он вспомнил Нела и Брента, вечно бродящих в обнимку, и усмехнулся: вот бы кому услышать о Рыцарях такое! Он с удовольствием на их лица поглядел бы. Наверно, парочки вроде них, со своими нежностями вылезая на Путь, и создали Ордену сию «славу». Вот о нём, даже в белом плаще, так не подумают, он ни на ком не виснет… а тебе и не на ком , ехидно заметил внутренний голос. А если бы встретил его, что тогда?

Этот голос, настырный и до отвращения честный, всегда возникал некстати и портил настроение… Он оглянулся, но вместо слуги подошёл человек, в чью одежду легко вошло бы четыре Джера (как, с насмешливым недоумением подумал юноша, он пробрался в этой тесноте между столами?), назвался хозяином гостиницы и вежливо осведомился, не желает ли молодой сьер комнату на ночь. Чудесно, как раз свободна отличная комната, а не изволит ли достойный сьер заодно расплатиться? Джер с тревогой (надёжно укрытой за маской безразличия — Нелия бы оценила!) протянул ему оставшиеся две монеты, но хозяин не озадачился и не попросил ещё — спокойно взял и сунул в карман засаленного передника. Джер едва сдержал облегчённый вздох: хватило. Ночевать под открытым небом не придётся.