Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— Я, по-твоему, собираюсь обманывать?! — тихо вознегодовал Прекрасный Рыцарь.

— Не нарочно, а невольно ты обмануть можешь. Вот поглядит она на тебя — и решит, будто так и надо высоким сьерам с менестрелями обращаться. Как с равными.

— Так и надо! — убеждённо заявил Энтис.

— Ага. А биры лазоревые в крапинку да о пяти ногах.

— Какого чёрта я должен притворяться?!

— Да не притворяться, бестолочь! А говорить, не чего бы тебе хотелось, а правду . Или её жалеть все станут: и с магистром бедняжка в ссоре, и память потеряла, да ещё с менестрелем подружилась! Меня от её дома палкой погонят — ладно; а ведь и за твоей спиной болтать будут всякое… не больно хорошее.

— У меня тонкий слух, — процедил Энтис. В его голосе полыхала ярость. — Оглянусь и переспрошу. Мне объяснить нетрудно… если кто-то чего-то не понял. Потом сразу поймёт. Увидишь.

— Нет. Никто тебя не поймёт. Ты на других не похож. Но ты выбрал сам, каким быть, а ей свой выбор навяжешь. Она-то не знает, обычный ты или нет. Но дальше она вспомнит. И никогда нас не простит.

Прекрасный Рыцарь молчит. А кстати — кто тот «магистр», с которым я якобы «в ссоре»?

— Но мы — неважно, мы как-нибудь перебьёмся. А ей жизнь испортим.

— И за эту страну, — тихо сказал Энтис, — мне полагается умереть. О, боги.

Вил взял его за плечи, потянул к себе — их лица почти соприкоснулись, — и сразу мягко оттолкнул.

— Не тебе, мы ж не в дни легенд живём, и то хорошо… Энт, но ведь страна — это больше, чем такие люди. Это песни и предания, и те, кто умер давным-давно, и кому ещё предстоит родиться… и Лойрен. И закаты. И капельки росы на листьях. И Давиат в том старом храме. И все, кто дружит… как мы.

— А высокие души, Вил? В тебе нет ничего низкого, и твой талант… неужели нам надо это скрывать?

— Ей надо знать Тефриан, а не нас двоих. Плохо выйдет для неё, если с нас она дорисует картину.

— Но это несправедливо, — с горечью пробормотал Энтис. — И ты всё равно не сумеешь долго терпеть.

— Я терпел два года, ты помнишь? — бархатный смех прозвучал отрывисто и печально. — Энт… забудь, пожалуйста, насчёт предсмертных обещаний. Хорошо? Я о тебе ни капельки так не думаю.

— Но ведь и вправду живые важнее покинувших Сумрак. Или жизнь просто бессмысленна.

— А ты сам-то понимаешь, что сказал? Судьба Чар-Вэй важнее слова Рыцаря! Мерцанье!

— Не Чар-Вэй. Вил Тиин. Прочее мне неважно.

Вот ведь свинство, опять незнакомое слово! И с чем их едят, этих «Чар-Вэй»?

— Зато ей важно, Энт. Я сначала думал — она вроде меня. Ну, из-за сети. Думал, она изучала Чар, но выбрала свободу дорог, как я. Но едва она проснулась, заговорила… а потом — «не смей меня касаться», слышал? Понятно, она леди, а к ней лезет лапами грязный менестрель. А ты — высокие души…

— Но ты говорил — она всё позабыла. Сам себе противоречишь.

— Главное в её памяти осталось. Слова помнит, и мальчиков от девочек отличает, и небо от земли… и людей от менестрелей. Тебя-то не отгоняла. И платье у меня не сразу взяла, на тебя сперва поглядела. — Он помолчал. — Я просто не хочу, чтобы ей показалось, будто мы пользуемся тем, как сильно она от нас сейчас зависит. Так ведь и есть. И она ведь тоже понимает. А мне что, трудно посуду помыть?

— Если б только посуда… — Энтис тяжело вздохнул. — Всё-таки это обман. Ты же знаешь.

— Я знаю, что в людях лучше тебя разбираюсь. Если обмана не любишь, расскажи ей о менестрелях. Всю правду, а не нашу с тобою сказочку.

— Почему я? — глухо проговорил Прекрасный Рыцарь.

До меня снова донёсся короткий смешок:

— И верно, с чего это я сам не хочу таких приятных вещей о себе говорить? Да я попробовал недавно. Только она мне, похоже, не поверила. Тебе — поверит.

— По-моему, ты совсем уже запутался — помнит она или нет!

— Ничего я не запутался. Она всё забыла разумом, памятью Сумрака. А внутри, где Чар, она помнит. Но там какая-то боль… ужас… ей тех воспоминаний не надо. Но в тот вечер, когда я принёс платье, она заглядывала в глубину… вернее, глубина её позвала. Я тогда пел, и её глубина взяла и меня, притянула. Там были ответы, только смутно, размыто, вроде водоворота из картинок, тянет и кружит, а ничего не понять… я потонул бы там, если б не держался за песню… И, похоже, я сделал глупость. Подтолкнул её. Мне казалось, она пытается пробиться туда, поймать эти тени, вспомнить. А она рванулась прочь… да ты видел. Дурак я, и всё… Но какие-то знания в ней есть, Энт. Точно. Или — пришли в то мгновение. И когда она так на меня смотрела… с яростью, с отвращением… она знала , кем считают менестрелей на дорогах Тефриана. И кто она сама. Она почти вспомнила, я уверен. Но ей не понравилось. И знаешь… я боюсь, она теперь ещё прочнее забыла. Что и оставалось, ушло.

— Насовсем?

— Надеюсь, нет. Дальше, вглубь. — Он кашлянул. — Вообще-то я не знаю. Всё возможно.

Прекрасный Рыцарь лёг и положил голову на его колени. И поза, и голос — ну вылитый влюблённый.

— Вряд ли ты сумел что-то ухудшить. Скорее, заметил свершённое другим Вэй.

— Спасибо.

— За что? — подозрительно осведомился Энтис.

— Здорово у тебя вышло. То ли куснул, то ли по головке погладил. Ну, «другой Вэй» — уже неплохо.

Я не поняла, оба засмеялись или только Вил: звук был тихий-тихий.

— Вил, с чего ты взял, что те резкие слова — из-за менестрелей? Она больна, ничего не помнит, вот ей и тревожно. А музыка тревогу усилила и вырвала наружу. Ты просто под руку попался.

— Это именно то, к чему я привык. Как правило, менестрели под руку и попадаются. Всем. Всюду.

— Да она не понимала, с кем говорит. Знаешь, смотреть и я умею. Ты для неё ничуть не хуже, чем я.

Долгое молчание. И голос Вила — очень грустный и будто усталый:

— Ты всегда хочешь всё объяснить хорошо для меня. Но я же знаю: ей потом станет невыносимо думать, что она держалась на равных с менестрелем. А ей будет наплевать, так её родня постарается. Была бы она из простой семьи — и то плохо. А она… ты же видишь. Она с Вершины, Энт.

— Люди похоже устроены, в крестьянском доме или во дворце.

— Ага, если из Тени глядеть. За Чертой многие тоже думают, будто все Рыцари на одно лицо. Да что здесь, что в Тени — никто менестрелей за людей не считает. Тут и правда все похожие делаются.

Вот и подслушивай их. Слова знакомые — но смысл до меня решительно не доходит!

— Я спать хочу, — с ворчливо-жалобной ноткой сообщил Вил. — Вечно тебя тянет ночами болтать, а потом спим до полудня. Не слыхал примету — проспишь первый вздох солнца, пути не будет? Ложись.

— Первый вздох, — со смешинкой заметил Энтис, — уже не проспишь. Глянь в небо, сразу увидишь. А можно я тут останусь? — в его тоне явно обозначилось смущение. — Ведь холодно. Плащ-то на ней.

Вил молча перетёк в движение, гибкий и неслышный, как кошка или призрак, скользнул мимо меня туда, где Прекрасный Рыцарь устроил себе постель. Я прилежно изображала спящую. Он собрал кучку тряпок, служившую ложем его другу, перенёс к себе, бросил на Энтиса сверху; тот тихонько засмеялся.