Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— Если судить по самообладанию, ты просто создана для СБР.

— А по остальному? — обиженным детским тоном протянула она. Ну, Рейн тоже умел играть в прятки.

— Сенс-схема твоя агенту подходит, бесспорно. И настойчивость также. Расследуя, нельзя сдаваться.

Они незаметно следили друг за другом, словно воины перед боем: он — с интересом, она — выжидая.

— Джис, ты давно поняла, что становишься виром?

Её лицо ничего не выражало. И дальше, вглубь, ничего: ни чувств, ни эмоций, один ледяной туман.

— А ты? Ладно. Неважно. Не будет сенс-специй, не будет СБР. И зачем же я зубрю и сдаю зачёты?

— Затем, что вывод Лекса не сомнителен, а просто высосан из пальца. Подогнан под желаемый результат. Особые сенс-схемы — да. Часть специй можно использовать как оружие — верно. Но приплести сюда абсолютное зло, Тьму старых сказок — это я принимать отказываюсь. Теория виров покорила умы, поскольку после Люта наш девиз — Осторожность. А тут берутся самые древние страхи и описываются языком формул. Так убедительно! Виры опасны — и вот вам логичное, понятное каждому обоснование, что сенсами им быть не следует. Чудесно. Но если они зло — кто станет с ними сражаться? Профессора?

— Ты тоже профессор.

— Я исключение из правила. И меня никогда не осмеливались назвать виром по одной причине — я прямой потомок Кинджейл Келлер, а при всей нашей демократии такое происхождение кое-что значит.

— Пламенная Кин — твоя пра-пра-какая-то бабушка? Вот почему ты так увлёкся историей Люта!

— Отчасти, но в основном из-за его дневника и трёх загадок: его болезнь, исчезновение и, разумеется, знаменитое Пророчество. О нём поговорим потом, сейчас речь о тебе. Звать ли словом «вир» тип сенс-схемы или набор устремлений, тебе оно годится. Но я не верю в реальность «зла» вроде болота: едва шагнул — и увяз безвозвратно. Желания меняются. Цели — тем более. Ты хочешь , чтобы тебя боялись?

— Нет.

Их взгляды встретились.

— Только некоторые. А разве можно обмануть СБР? И… зачем тебе?

— Можно обмануть тесты. И работать в полную силу, не продаваться, не принуждать, не подставлять невиновных. Тогда по сути ты не обманешь… во всяком случае, не предашь. Я вёл тёмные игры иногда, но не предавал ни разу. И наша игра не станет исключением. Если я прав насчёт тебя, СБР не пожалеет.

— А если нет?

— Тренировка специй для боя — занятие опасное. — Он пристально глядел в глаза, ставшие совершенно зелёными. — Ошибка может дорого обойтись. В таком случае, конечно, им будет о чём сожалеть.

— Ясно, — невозмутимо кивнула она, и Рейн не сомневался: ей в самом деле ясно. — Ну и зачем же?

— Чтобы побеждать, надо понимать врага. А наши мирные и кристально чистые обитатели кабинетов способны лишь фиксировать рост преступности и произносить речи на похоронах коллег, поизучавших виров на практике. Агентов, как я, почти нет, спасибо тестам. Полагаю, наркомафия тоже от них в восторге.

Он невесело усмехнулся.

— И потом, видишь ли, я твой друг. Может, хоть теперь ты поверишь?

Теперь, когда Хет спас меня от единственной лесной неприятности — охоты, я бы остался тут хоть до зимы, но нашей леди в лесу было явно не место, и я предложил отправляться в путь. Хотя она на лес ни разу не пожаловалась. И вообще ни на что. И подобие сандалий, сшитое из остатков сапог, приняла без тени недоумения или протеста. Я даже удивился — поскольку сделать обувь удобной я теперь вроде научился, но вот красивой… наверное, любой сапожник заболел бы со смеху, доведись ему взглянуть на моё творение!

Необычный характер для девушки. А я, потеряв память, мог бы жить так спокойно? Не скулить и не лить слёзы — да. Но радоваться мелочам вроде алых кувшинок в заводи, земляничной поляны или пения цикад на закате… Нет, мне было бы не до цикад и кувшинок! Всем, кого я знал, наверняка тоже. А она, нежная и прекрасная, как пламя в звёздной ночи, была сильной, как герои легенд… ну, ещё Вил иногда.

Я хотел зайти в Эверн — попрощаться, а заодно узнать, не ходят ли слухи о пропавшей девушке лет шестнадцати. И ей, думал, будет приятно отдохнуть от леса в доме с ванной и настоящей постелью — но она почему-то отказалась. А Вил улыбнулся очень странно… словно её отказ его нисколечко не удивил. В конце концов я тоже в Эверн не пошёл. С этими двумя и я начинаю вести себя необъяснимо.

Просьбу Вила я выполнил: после нашей ночной беседы рассказал ей, что недобрые и глупые люди считают менестрелей куда ниже себя, и потому презирают их и обижают — и совершенно незаслуженно, я-то знаю, я уже год с ним рядом, и он мой лучший друг. И он сам просил про менестрелей ей сказать, чтобы не поставить её в неловкое положение. Хотя я, честно говоря, не могу постичь: какая неловкость в том, что с хорошим человеком будут обращаться с теплотой и уважением, чего он и заслуживает?

Я наблюдал за ней с тревогой, но она не выглядела ни сердитой, ни удивлённой. Кивнула и сказала:

— Действительно, о чём речь, если он твой друг, — и засмеялась, лаская Хета. А Вил мне не верил! И с чего у него сделался такой отчаянный вид, не понимаю. Будто я змею-багрянку на колени ей положил.

Но теперь-то он не сумеет притворяться слугой и отмалчиваться! Во всяком случае, от посуды и разделывания будущей еды я сразу его отогнал, только готовку ему оставил: готовит он куда вкуснее…

Он, конечно, сдался не сразу. Гневно сверкал глазами, потом схватил Лили и сел ко мне спиной. Ну, меня этим не удивить, упрямым он был всегда. Упрямый и гордый. Настоящий Чар-Вэй! Я решил не обращать внимания: пусть позлится, если ему хочется. Но Альвин ждать не стала — пошла и села возле него, и вскоре оба уже смеялись. Ей захотелось поиграть, и он дал ей минелу и нажимал её пальцами на струны, и никакой брезгливости на её лице в помине не было, всё он выдумал. Они вообще чуть не в обнимку сидели — и что-то я не заметил, чтобы она возражала!

А потом — ещё не успели выйти из леса — начались их споры о Чар. Я стирал у озера одежду и вдруг услышал негодующие голоса, а когда вернулся, оба молчали, но смотрели друг на друга неприязненно.

— Ты обещал меня защищать, — резко сказала она. — Да?

Я удивлённо кивнул.

— Вот! — она стремительно обернулась к Вилу, подол платья взметнулся… ноги у неё стройные, уже коричневые от загара, такие красивые… — Всё тебе ясно? И хватит. Ты меня не заставишь.

— Я тебя и не заставлял, — процедил он. И посмотрел на меня непривычно беспомощным взглядом.

— Я вашей беседы не слышал, — напомнил я, начиная волноваться.

Она коротко рассмеялась.

— Немного потерял.

— Это не называется «беседа», — пробормотал Вил. — Это бир на солнышке…

— Ты о себе, дорогой? — пропела она медовым голосом. — А что такое бир, милорд? Если оно упрямое до идиотизма и всегда рвётся распоряжаться чужими судьбами, то вам вполне подходит, милорд.