Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

Звёзды спрятались в облаках; девушка спала, прижавшись к Хету. Энтис бесшумно скользнул мимо них к Вилу, лежавшему под яблоней поодаль, и опустился на колени рядом с ним.

— Простить или нет, — тихо сказал он, — тебе решать. Но ты уже не наказываешь. Ты меня убиваешь.

Тишина казалась тяжёлой, невыносимой.

— Вернись, — безнадёжно пробормотал он, склоняя лицо в метёлочки ароматной травы.

— Я не уходил, — негромко отозвался голос из темноты. — Ну что ты?

— О её платье… я не думал так всерьёз.

— Я знаю.

— Почему? — растерялся Энтис.

— Если всерьёз, ты б не спрашивал. Надулся бы, как сыч, и молчал с мрачным видом.

— Ты понимал? — ему вдруг стало трудно дышать. — Уже тогда?

— Не тогда. Позже. — Вил кашлянул. — Я просто дал сдачи, Энт. Ну, о клятвах. И пожалел, едва сказал.

— Я тоже, — прошептал Энтис. — Я был… словно меня захлестнуло что-то…

— Ярость, — мягко закончил Вил. — И меня. Ты ещё легко отделался. Ярость Вэй — штука неприятная. — Он коротко усмехнулся. — Вообще-то мне хотелось тебя засунуть в самое вонючее болото и подержать часок, чтоб дошло как следует. Энт, а ты спать, случайно, не хочешь? Всё-таки ночь.

— Подожди! Но что же теперь… у нас? Ты не смотрел на меня, молчал… я не могу выносить, когда так молчат! Я терпел, пока не понял: всё, дальше я закричу или сломаю что-нибудь… или усну на мече.

— Из-за меня? — Вил привстал. — Энт… это слишком, тебе не кажется?

— Ты ведь знал, что делаешь со мной. Ну, тебе хватит? Завтра ты будешь прежним?

— Я не могу, Энт. Но я не…

— Ладно. Ты прав. Всё правильно. Но ты мне нужен… — у него дрогнул голос. — Я правда так не думал.

— Да, — тихонько сказал Вил. — Правда. Ты ничего не понимаешь. Дело не в тебе вовсе!

— Не во мне, а в твоих чувствах, — с горечью кивнул Энтис. — Я пришёл в ярость, я назвал тебя вором и лжецом… я хотел сделать больно. И ты хочешь сделать то же самое, это понятно, это именно то, чего я заслуживаю, но ты не можешь… по-другому? Ну, больно по-настоящему, пусть очень долго, но потом — всё, как прежде? — он умоляюще заглянул другу в лицо: — Вил, я же люблю тебя. А ты ведёшь себя… будто мы совсем чужие. Или мне надо просто оставить тебя в покое? Навсегда? Если я ляпнул то, чего не прощают, и мы не друзья, и тебе неприятно, что я болтаюсь рядом…

«…не прощают, и мы не друзья, и тебе неприятно, что я болтаюсь рядом».

Ну что ж ты, Хет, пораньше меня не лизнул?! Противное ты создание, вот и положись на тебя.

Я припомнила высказывание насчёт дыхания и постаралась прошлой ошибки не допустить: дышать медленно и ровно, как во сне. Мысленно спросила у Хета: хорошо ли выходит? В немом мыслепотоке моего пса-не-пса нарисовался ответ: ничего, сойдёт. Хотя они сейчас от меня дальше, чем тогда… Но чёрт его знает, на каком расстоянии ему изменяет его тонкий музыкальный слух? Лучше не рисковать.

С лицами мне не повезло — и темно, и далековато. Но позы видно: один полулежит на траве, другому больше нравится вести ночные беседы, стоя в упомянутой траве на коленях. И кому же принадлежит реплика о «не-друге»? Когда шепчут, по голосу не отличить… Но лично я бы поставила на Вила.

— Мне неприятно не что ты рядом. Мне неприятно, что ты рядом так долго — и такую чушь говоришь.

— Я говорю, как вижу, — очень грустно (и не очень тихо, что меня порадовало) возразил… Энтис. Вот тебе и на! Похоже, я в проигрыше. Значит, о «непрощении» и «не-друге» — Прекрасный Рыцарь?

— Во-первых, — в приглушённом голосе Вила играла усмешка, — ты вроде бы извинился. А во-вторых, довольно глупо обижаться, если ты этого не думал. Какие, ради Мерцанья, ещё нужны слова, чтобы ты успокоился и прекратил речи насчёт боли, наказаний и прочего идиотизма в том же духе?

Интересно, Прекрасный Рыцарь снова разозлится?

— Идиотизм? — с неожиданной язвительностью повторил Энтис. — Ах, я только жалкий менестрель, и место моё в грязи, и дружба с таким ничтожеством оскорбляет твоё драгоценное достоинство!

— То есть… ты о чём? — запинаясь, выдавил Вил. А я от изумления и о дыхании забыла.

— Об идиотизме, — ласково пояснил Прекрасный Рыцарь. — Так, к слову.

— О-о… — Вил издал негромкий бархатный смешок, помолчал, а затем — стремительное движение, они сцепились и бесшумно упали в траву. Как им удаётся не сопеть и не пыхтеть во время борьбы? Отсюда не разглядеть: может, они там и не борются вовсе, а просто решили пообниматься? С них станется.

Картинка прояснилась: один лежит, другой уселся на него верхом. Откинул голову торжествующим движением победителя. Светлые волосы осыпали плечи. Энтис.

— Я дразнил… — Вил. Задыхается от смеха. Или от Прекрасного Рыцаря, рассевшегося на его животе.

— Болтать, чего не думаешь, опасно, — тем же ласково-ядовитым тоном промурлыкал Энтис и что-то, наверно, ему выкрутил или нажал посильнее: до меня донёсся сдавленный писк и возня. И снова смех.

— А сам-то… ой, больно, перестань! А кто делал вид, будто всему верит? А заповедь Истины?

Энтис слез с него, потянул за руку из травы. Теперь оба стояли на коленях, лицом к лицу.

— А я и верю. Если у тебя не игра, а серьёзный разговор. Я всегда различаю.

— Как? — с интересом осведомился Вил.

— А ты, когда играешь, не заикаешься, — объяснил Прекрасный Рыцарь. — И волосы не теребишь.

— О-о, — вновь протянул Вил. С очень странной интонацией. — А что, я часто так делаю?

— Ну, ты нечасто всерьёз разговариваешь.

— А сейчас?

— А сейчас ты с корнями эту прядь выдернешь. Оставил бы её в покое, пусть растёт.

Они тихо расхохотались. Вил уже не свой, а светлый локон накрутил на палец; Прекрасный Рыцарь поймал его руку и поднёс к губам. Очень мило. «Лорд и слуга», ха!

— Ты совсем-совсем больше не сердишься? — негромко спросил Энтис.

— А ты? Я думал, ты мне тех слов, про обещания, никогда в жизни не простишь.

— Я сам виноват, — торопливо заверил Прекрасный Рыцарь.

— Ага. Давай ещё начни извиняться — заставил меня, бедненького, быть такой скотиной.

Кто-то из них усмехнулся. Не слишком весело.

— Извини. Я же действительно заставил, разве нет?

— Извиняю, уговорил. Заметь, мне даже искуплений не надо. Рыцарь, тебе сны поглядеть не хочется?

— А завтра ты будешь, как прежде?

— Нет. Как последние дни. Привыкай.

— Но если ты не сердишься, то почему? — протестующе воскликнул Энтис.

— Энт, а ты иногда вспоминаешь, что есть в мире и другие люди, кроме тебя?

Молчание. Я старательно «спала»; Хет, умница, шумно сопел рядом, тоненько повизгивая «во сне».

— Не в тебе дело и не в моих глупых обидах. А в ней. Она ж вроде младенчика: вокруг всё новое и непонятное. А рядом — только ты да я. И как мы ей мир покажем, так она и увидит. Скажи, к примеру, что бир — милый зверёк, кушает травку и с людьми дружит, — и она быстренько в зубы и попадёт. С ней нельзя, как там у тебя: «Не-совсем-правда — это не ложь». Нам даже чуточку нельзя её обмануть.