Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— Конечно. Им же хозяйство заводить не надо. Парень годам к двадцати должен в достойном занятии себя показать, а девушке дом не строить, добра не запасать — чего не побродить по дорогам? И голоса у них нежные, в самый раз для любовных песен.

Он вздохнул. Серебряный мамин голос, тонкие пальцы на струнах.. .

— Им всюду рады. Парни сразу перья распускают: вдруг полюбит и насовсем останется?

— А-а, — протянула она. — Ну да… понятно. И им безопасно… Энтис! — она подёргала за рукав юношу, целиком ушедшего в мрачные раздумья: — Не терзайся. Я придумала. Я сама буду с ним петь.

Друзья совершенно одинаково вскинули брови и изумлённо расширили глаза. Она рассмеялась:

— Ну и лица! Будто на мне второй нос вырос. Со мною к нему не привяжутся, верно? Тем более, Хет будет рядом. Меня учили петь, я помню, и играть… название забыла. Сидишь и нажимаешь пальцами…

— Клавесин? — Энтис подался вперёд, напряжённо вглядываясь в её лицо. — Похожее слово?

— Вроде… да неважно. А если и я не заткну чью-то пасть, то за девушку Рыцарю можно заступиться?

— За девушку можно и не Рыцарю.

Энтис, явно продолжая какой-то разговор, начала которого она не слышала, с упрёком взглянул на друга:

— Я и в плаще мог их усмирить. Ведь если мы с нею, то…

Вил тихонько кашлянул. Энт не очень убедительно зевнул и вновь опустил голову на мешок.

— От жары все мысли плавятся. Аль, надела бы ты шляпу… Я всё равно буду играть, Вил. Ясно?

Его друг фыркнул, совсем как Хет, и брызнул ему в лицо водой из фляжки. Энтис улыбнулся:

— А кто потащит следующее ведро из колодца, Вил? Помнишь?

На миг в непроницаемых чёрных глазах мелькнула такая нежность, что Альвин даже не поверила.

— Я тогда все руки изрезал травой, пока плёл шалаш, и ещё верёвка — я упустил ведро… а ты уже спал и не видел. А мне закат и моя баллада не давали уснуть…

— Та песня из степи — мне кажется, она у тебя лучше всех.

— Если это ради неё судьба загнала нас в степь, — хмыкнул Вил, — ещё бы ей не быть лучшей!

Смотрит, думала Альвин, словно лет через пять намерен рисовать его по памяти… Нет, определённо, сегодня не самый удачный день для неё! Может, из-за жары? Отчего всё приводит её в такое смятение?

— Я помню, я шла по дороге, — с отчаянием сказала она. — Трава и деревья вокруг… И мужчины были опасны! Я от них пряталась. У меня даже было оружие.

Она настойчиво вглядывалась в лицо Вила:

— Ты говоришь, женщина не должна ничего бояться на дорогах, даже если одна. Но я же помню!

Он растерянно пожал плечами и снова бросил на друга тот странный взгляд, значение которого ей ужасно хотелось разгадать. Будто земля обернулась льдом у него под ногами…

— Мы непременно всё поймём, — заверил Энтис, ласково касаясь её руки. Её всегда раздражали люди, норовящие её опекать, но сейчас было даже приятно. — И теперь ты не одна. Он ничего тебе не сделает.

— Я просто хочу знать, правду ли вспоминаю.

Почему-то она обращалась не к нему, а к Вилу:

— Мне надо разобраться. Надо стать кем-то . Мне надоело быть никем и помнить то, чего не было!

— Но ты есть, — морща лоб, возразил Энтис. — С памятью или нет, но ты есть, ты остаёшься собой!

Ей вдруг захотелось закричать на него. Нет — уйти от них куда глаза глядят. Ничего они не поймут…

— Менестрель — это вряд ли то, чем ты была, — тихо сказал Вил. — Но всё-таки не совсем никто. На время. Пока не вернёшься. Я знаю много хороших песен, где нужен второй голос.

Хет вынырнул из высокой травы, держа в пасти огромную рыбину, неторопливо подошёл к Энтису и с гордым видом плюхнул добычу ему на колени. Затем с фырканьем облизнулся и лёг возле Альвин.

— Вот, — с горечью заметил юноша, вставая и тщетно пытаясь счистить со штанов рыбью чешую. — И так он всегда. Вил, ты уверен, что он тебе не родня? Ведёт себя — ну совсем как ты. Откалывает этакие номера и улыбается. Тоже мне шуточки! — и ушёл к ручейку чистить рыбу. Хет широко зевнул ему вслед; Альвин наклонилась и потёрлась об него щекой. Вил медленно поднял рукав и протянул ей руку:

— Гляди.

От раны остался лишь едва заметный бледный шрам, похожий на следы, что оставляет острая трава.

Один из звонких сердитых голосков принадлежал девочке, и Кер подошёл к ребятишкам поближе: в семь-восемь лет не все будущие Рыцари успевают проникнуться идеей, что женщины — существа от природы хрупкие, обращенья требуют бережного, и решать с ними споры с помощью кулаков — занятие недостойное. Правда, «хрупкое существо», с деревянным мечом, в штанах и с коротко стрижеными волосами, внешне от мальчишки ничем не отличалось и вид имело воинственный и независимый.

— Нет, могут, могут! — вся красная от гнева, кричала она, наступая на взлохмаченного парнишку.

— Нет! Глупая, я же знаю!

— Ничего ты не знаешь! И сражаюсь я лучше тебя! И никакой ты ещё не Рыцарь!

— А давайте спросим! — второй мальчик, высокий крепыш, махнул мечом на Кера: — Вон, у лорда.

«Никакой не Рыцарь» смутился. Кер его понимал: в восемь лет лорды в белых плащах и ему представлялись удивительными и далёкими, как звёзды. Он ободряюще улыбнулся и сел в траву возле них.

— Скажите ему, милорд, ведь девочки же могут быть Рыцарями, правда?! А он говорит — нет! А сам…

— Я Рыцарь, раз в Ордене родился!

— А папа иначе рассказывал! — второй негодующе воззвал к Керу: — Милорд, чего Дан нам сочиняет!

— Я сочиняю?! — взвился взлохмаченный Дан, позабыв с почтеньем глядеть на лорда. — Да пошёл ты…

Кер перехватил руку с мечом на взмахе. Паренёк, сжав губы, бросил оружие и непримиримо заявил:

— Уж наверно из Замка видней, чем всяким с фермы! — и фыркнул в сторону девочки: — Ловец слухов!

— Во-первых, — сказал Кер, удерживая рвущуюся в бой «воительницу», — жить в Замке, как живём мы, без ферм нельзя. Мы в долгу у них. Не свысока, а с уважением и благодарностью надо глядеть на тех, кто верит в наш путь Света и облегчает его, в ущерб себе кормя и одевая нас. Во-вторых, Рыцарями не родятся, а становятся. Сделать это могут и мужчины, и женщины (девочка торжествующе взвизгнула), дети Рыцарей и нет. Но, — он смотрел на Дана, — хотя из сыновей Ордена растят Рыцарей и зовут их так, до пятнадцати ты можешь отказаться. Они отчасти правы. За правду ты злишься? И нападаешь за неё?

— Отчасти?! Я выбрал Орден! — голос мальчика дрожал от обиды. — Я Рыцарь, я никогда не откажусь!

— Так объясни. А крики и злые слова ведут лишь к ссоре. Тебе надо ранить или быть услышанным? — он оглядел всех троих. — Рыцарю нужен меч, чтоб защищать. Но не себя. Страну, а не задетую гордость.

Мальчуган с фермы хмурился, словно нечто в сказанном поставило его в тупик, но что — он и сам не очень понимает. Зато девчушка, похоже, поняла: пальцы на деревянной рукояти неохотно разжались.