Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

Хозяйка усадила их за стол, заставленный мисками с творогом, сметаной, яйцами, ветчиной, сыром, зеленью и клубникой, наполнила кружки молоком из огромного кувшина и дружелюбно заговорила:

— Я ведь, милая, им-то готовое платье подгоняла, вот оно быстро и вышло. А тебе новое шью. Наши-то девчушки и пониже тебя будут, да и попышнее, — она похлопала себя ладонями по полным бёдрам. — А ты вон какая стройненькая, ну чисто осинка. А вы, верно, играли уже на свадьбах?

— Часто, — кивнул Вил, и она с удовольствием принялась расспрашивать: в каких краях, кто принимал у влюблённых Обет, каковы были наряды у невест и что подавали к столу. Энтис весь ушёл в раздумья, не имеющие к свадьбам ни малейшего отношения, а Альвин слушала очень даже внимательно.

— А Главой выбрали магистра, — рассказывал Вил, — вэй’Алиана Лири. Похоже, он этого не ожидал — у него был ужасно удивлённый вид. Говорили, он её от смерти спас: она с лошади упала, и та копытом в лицо её ударила. А вэй’Алиан вылечил. И никаких следов не осталось!

— Ой, бедняжка, — сочувственно вздохнула женщина. — Страх-то какой! А это они славно придумали, Главой его взять. У магистра хоть своих забот хватает, но в люди он малыша выведет. А всё же… — она покачала головой: — Не робкого они десятка, видать. Магистру не всякий дитя доверит. Да и по-свойски с магистром не поболтаешь, и перечить не осмелишься. То ли дело, к примеру, сьер! Свой человек, только дом побольше да одёжка понарядней. А у дочки, — с явной гордостью поведала она, — вейлин наш будет Главой. Немолодой уже, я с пелёнок его знаю. И у матушки роды принимал, и у меня, а у дочки примет — считай, почти своё дитя. Вот уж не ждала, что так выйдет — и свадьба, и вейлин наш!

После обеда хозяйка заставила мальчиков надеть «свадебную» одежду, с удовлетворённым кивком отпустила их на свободу и увела Альвин примерять платье. Энтис, уставший от жары, лёг под яблоню в саду невестиного дома и тотчас уснул. Хет обошёл все улицы, вызвав восторг у детворы, сбежавшейся поглядеть на необычного большого пса, покормить и погладить, а потом пристроился возле Энтиса под яблоней. А Вил укрылся от солнца в трактире и пел, пока тёмно-синее небо не усыпали звёзды и самые завзятые полуночники не разбрелись по домам. А он долго ещё сидел на ступеньках перед запертой дверью трактира, в задумчивости глядя на звёзды и легонько, почти неслышно перебирая струны.

Свадьба началась на рассвете и продолжалась весь день, а затем всю ночь. Шумный, яркий, весёлый праздник, который Вил любил с детства: радостные лица и смех, новые наряды и масса разноцветных свадебных бусинок — на одежде, в волосах, на шеях и запястьях, на деревьях, кустах и палисадниках, на окнах и дверях; даже по улицам были рассыпаны блестящие бусинки, а дома жениха, невесты и Главы просто в них тонули. И всем хотелось музыки. Свадьба — один из нечастых в Тефриане случаев, когда менестреля не просто снисходительно слушают (не скрывая, что удовольствие от музыки прекрасно соседствует с презрением к музыканту), а видят в нём желанного, более того — уважаемого гостя.

Вот когда Вил в полной мере оценил, как полезно иногда иметь упрямых друзей — что бы он делал, не будь с ним ещё двоих «менестрелей»? Не иначе, разорвался б на части! А уж голос бы посадил и до крови стёр пальцы — наверняка. Им и втроём-то пришлось несладко: жители деревни вознамерились погулять на славу, и, похоже, не думали о том, что менестрелю тоже иногда нужно отдыхать… За Альвин Вил сперва боялся: слишком неожиданно на них свалилась эта свадьба, они и спеться толком не успели, и не привыкла она петь во весь голос часы напролёт, и запросто могла перезабыть едва выученные песни. Но опасения не оправдались: слов она не путала, мотивы не перевирала и в обморок от усталости не упала. Наоборот, выглядела свеженькой и весёлой, а в перерывах между пением (Вил старался делать ей перерывы подлиннее) ещё и танцевала, словно сутки перед тем отсыпалась.

А Энтису казалось — он сам стал частью флейты. Иногда он отрывал её от губ, Вил чем-то поил его, он поспешно глотал и снова нырял в переливы мелодий. Потом он пел с Вилом… пел один, а Вил играл на минеле… пел баллады Ордена, даже не замечая, успевает ли Вил подобрать аккорды… играл, играл, сливаясь с флейтой в единое целое, растворяясь в музыке, чувствуя себя опьянённым и невыразимо счастливым. А потом звёзды мерцали прямо над ним, словно запутавшись в ветвях деревьев, и трава была мягче пуховой перины в далёком Замке, и он тихонько смеялся — сам не зная, чему. Пальцы онемели, губы распухли и болели, но если б его позвали и попросили сыграть ещё, он вскочил бы и снова поднёс к ним флейту. Но никто не звал, влажная ткань легко касалась лица, сладкое вино лилось в рот, густые тягучие капли… он уже почти спал, но Вил не был сном — он в самом деле заботился о нём, глядел сияющими глазами и шептал: «Нет, ты играл лучше тех двоих, лучше всех в Тефриане!», а он с наслаждением глотал сладкую густую влагу, и радость искрилась и кружила, и звёзды — нет, глаза Вила — или всё-таки звёзды?..

— Я ничего не помню о свадьбах, — сообщила Альвин, присев на край колодца. Вил поднял голову от ведра, над которым умывался, стоя в траве на коленях:

— Ничего насколько?

— Вообще ни капельки. Вытри волосы, простудишься.

— Сами высохнут. Ветер тёплый. Да я и не могу простудиться.

— Ага. Вейлин.

Он нервно оглянулся.

— Ты что?! Никогда не надо так говорить! Ты ж не знаешь, кто нас слышит!

— Да никто. Мы тут одни. Все остальные дрыхнут без задних ног.

— Ты не знаешь.

Он глубоко вздохнул и опрокинул на себя ведро. Альвин засмеялась:

— Помогло?

— Не очень, — холодно отозвался Вил. — Хочешь с кем храбрым побеседовать — пойди Энта разбуди.

— Ах, как он вежлив. Разве так положено менестрелю отвечать сьерине с Вершины, Вил, дорогой?

— Аль, я вчера слишком устал для всего этого. Не цепляй меня, ладно?

— А если не послушаюсь? — усмехнулась она. — Прогонишь меня? Знаешь, на свадьбе ты без меня бы не справился. Да и Энт разволнуется. Ему ведь не всё равно, правда? Не как тебе.

Его лицо скрылось от неё за пёстрым вышитым полотенцем.

— Аль, давай договоримся? Когда снова захочешь такое сказать, лучше просто ударь меня посильнее. Отзови в сторонку, чтобы Энт не видел, и валяй. Идёт?

— Вообще-то, — медленно сказала она, — я не очень люблю делать людям больно.

Полотенце скользнуло вниз.

— Ты уверена?

Она почти сдалась, но нет, всё же он моргнул первым. Отвернулся и принялся надевать рубашку.

Я ничего о нём не знаю. Эти шрамы на его спине. Рыцарь с ним рядом. Чар. Почему он меня боится?

— Привет! — весёлый голос влетел в их молчание и застыл в нём, как горячее масло в ледяной воде: — Ну, мы уходим?