Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

Вил смерил друга взглядом, в котором ясно читалось: вопроса глупее он в жизни своей не слыхивал.

— Прямо нас и отпустили. Всего день и ночь — это для свадьбы не гулянье. Никуда мы не уйдём.

— Ты тихо говоришь, — заметил Энтис. — И хрипловато. Если и сегодня петь, совсем голос посадишь.

— А я не буду. Ты рвался выступать — вот и получишь в своё удовольствие. У тебя-то голос в порядке.

— Если не считать, — мягко уточнил Энтис, — что я не умею им петь. Всё остальное в полном порядке.

— Не болтай ерунды, — с ноткой раздражения отрезал Вил. — Умеешь. Не как я — да, конечно. Как ты.

— Как галки возле зарянки.

Но Вил не улыбнулся и не пошутил в ответ. Резко кинул мокрое полотенце на плечо и ушёл в дом.

— Я ничего обидного ему не сказал, — пробормотал Энт, опускаясь в траву и сцепляя руки на коленях. — Вчера всё было так хорошо! Нет, я сказал… про хриплый голос…

— Он просто устал.

Альвин легонько коснулась его щеки: когда он делался таким несчастным, её тянуло приласкать его и утешить, как тянет приласкать котёнка.

— Всё нормально. Ты тут ни при чём.

— Нормально? — он криво усмехнулся. — Ну да. Разумеется.

— Что это ты?

— Да ничего. Давай я тебе спою одну вещь, ты её не знаешь. Слова поучишь, пока они не проснулись и снова в нас не вцепились.

Вернулся Вил и начал подыгрывать на минеле. Энтис, поникший и сумрачный, тотчас ожил, будто цветок под пробившимся из-за туч солнечным лучом, а ей очень хотелось встать и уйти — с вызовом, напоказ, если ему можно, почему и ей… Нет. К чёрту .

Она с нежной улыбкой прислонилась к плечу Энтиса и запела, бросая всю душу, весь свой талант в балладу Ордена. Вот тебе, мальчик. Приятно? Ну, смотри. И слушай. Ты ведь слышишь, я знаю. Мы оба это знаем, правда?

А петь снова пришлось целый день и полночи, и она злилась ещё сильнее, чем вчера, глядя, как Энт утонул в музыке и не замечает ничего, кроме флейты, а Вил (нет бы остановить своего спятившего дружка или просто заткнуться, пусть Энт один играет!) дёргает струны дрожащими пальцами, всё чаще переходя с пения на речитатив, пряча хриплые нотки за резкими, оглушительными аккордами. А она не может это прекратить. Ничем не может ему помочь. Только петь с ним, стараясь не очень фальшивить.

Потом они втроём сидели в сарае на пахучем сене. Снаружи вовсю галдели птицы, мешая им спать, а они от усталости слышали не птиц: в ушах звенели слова бесчисленных песен. Вил разбирал монетки, считая выручку: крупные — в пояс, мелочь — в специальный внутренний кармашек куртки. Крупных, стелов, было много, это он и без подсчётов знал. Понятно, за два-то дня веселья, да ещё Аль, зеленоглазая красавица, удивительные огненные волосы и огонь в каждом движении, в сверкающей улыбке, вся она сплошной огонь, влекущий, неукротимый… Он медленно пересыпал монеты из ладони в ладонь. Она и Энт. Ты знал, что так будет, он Рыцарь, ты менестрель, и она не любит Вэй, оставь, оставь, всё предрешено заранее, всё уже сказано, всё безнадёжно .

— Прекрасный Рыцарь, — проворковала Альвин, — ты в силах отвечать на глупые вопросы?

— Глупых, — юноша сонно зевнул, — у тебя не бывает. Странные — да.

— Ну, ответы твои тоже странные. А кто бы им пел на свадьбе, если б мы вовремя не подвернулись?

— Свадьбы бы не было, — хмыкнул Вил. — Без менестрелей какая в ней радость?

— Вил, любовь моя, мне нужен ответ, а не твои шуточки. И я, по-моему, спрашивала не тебя.

— Он не шутил, — возразил Энтис.

— То есть, — с сарказмом уточнила Альвин, — не зашли мы в деревню — и прощай семейное счастье? И бедные влюблённые дети ворочались бы без сна в своих холодных постелях, с тоской гадая, когда сюда занесёт менестреля? Тогда менестрели должны считаться самыми важными персонами в Тефриане!

Вил засмеялся. Энтис выглядел озадаченным.

— Чтобы разделить постель, свадьбы не надо.

— Пока не заловили папы и мамы, — кивнула девушка. — Или ребёночек случайно не приключился.

Мальчики переглянулись. Ну вот! Снова эти тревожные, до зубной боли ей надоевшие взгляды!

— Дети не родятся случайно, Аль. — Энтис подбирал слова с осторожностью путника, ступающего по островкам твёрдой почвы в трясине. — Они родятся, если женщине хочется. А не захочет, их и не будет. И почему «заловили»? Так о запретном говорят. А любить никто никому не запрещает.

— Хм.

Она помолчала. Завизжать или что-нибудь разбить об стенку… хотя разбить тут нечего… нет, не поможет. Помог бы Хет, а он где-то бродит, и умница, на воздухе куда лучше, чем в душном сарае… Ладно. Хоть на один-единственный вопрос она должна добиться ответа!

— А как они это делают, Энт?

— Кто?

— Ну, женщины. Чтоб детишек не было.

Рыцарь явно растерялся.

— Но… Аль, я ведь не женщина. Откуда мне знать?

Она вопросительно взглянула на Вила. Он с тихим смешком мотнул головой:

— Не знаю. По той же причине.

— А разве ты сама не… — недоумевающе начал Энтис. Она довольно точно изобразила смешок Вила:

— Энт, дорогой. Если бы «я сама» — зачем мне спрашивать?

— Прости, — пробормотал юноша, пунцово краснея, и уставился на минелу в руках друга. На сей раз замолчали надолго. Вил свистел «Балладу о гибели Шера». Альвин вяло гадала, где носит Хета.

— Когда-то давно, — с неожиданной мечтательностью в голосе произнёс Вил, — мне ужасно нравилось слово «океан». Я вначале не понимал, что это. Мне казалось, океан — такое место, где сотни оттенков переливаются, как крылышки у бабочек, или небо на закате, или радуга. И там можно плыть. Помните, в сказке про Живой Цветок: и вот океан без дна, и плывёт она к острову… Говорят же — облака плывут по небу. А человек плыл бы так по океану. Если бы отыскал. Я хотел, когда вырасту, сделаться тем, кто странствует повсюду и ищет океан. По Тефриану и всему миру Сумрака. Только бродить и искать. И сочинять про океан песни. И когда споёшь о нём настоящую песню — он услышит. И ты найдёшь.

Он подобрал длинную соломинку и долго, тщательно сворачивал в ломкий золотистый клубочек.

— А потом мама рассказала, что океан — просто очень большое озеро. Я так расстроился, даже плакал. Мне лет пять было, наверное. А настоящий океан я никогда не видел. С мамой — не успели, а без неё… не мог себя прогнать с дорог, где с нею ходил. Будто там от неё что-то осталось.

Он сжал соломенный комок меж ладоней и растёр в душистую пыль.

— Озеро, где не видно берегов. И волны с гору высотой. И он то яростный, то нежный, но всегда — таинственный. Мама так говорила… Давайте туда пойдём. Новые места для всех нас, для каждого. Мы все окажемся там, где ни разу не были. И неважно, кто где родился, прошлое, воспоминания… это останется здесь. А на дорогах — только мы сами. Какие есть.