Генри Олди - Сын Ветра [litres]

– Кейрин заменил мальчику меня? – тихо спросил посол. – Без этого связь вряд ли бы наладилась. Я прав, кавалер?

Всё-таки Николас Зоммерфельд был очень умным человеком.

Гюнтер промолчал. А что ему оставалось?

– Я не знаю, что делать.

Доктор Ван Фрассен сидела рядом с Артуром. Держала приёмного сына в объятиях, баюкала, как младенца. Артур не сопротивлялся, с равнодушием куклы позволял женщине утешать себя. Глаза его были открыты, но пусты, губы шевелились, но прочесть по ним, что шепчет молодой человек, не получалось. С тем же успехом доктор могла обнимать фонтан.

– Я не знаю, как убедить его, чтобы он больше не трогал Натху. Взять под контроль? Под полный контроль?! Это хуже, чем насилие, хуже тюрьмы…

Доктор крепче прижала Артура к себе. Наверное, она делала ему больно, но Артур не реагировал.

– И потом – поводок. Если требование Кейрина войдёт в конфликт с моим контролем, это разрушит Артуру все шаблоны поведенческих реакций…

– Мне бы ваши проблемы! – огрызнулся Гюнтер.

Напряжение требовало выхода, он больше не мог сдерживаться. С Артуром – да, как врач с пациентом; с остальными – нет и нет.

– Лучше скажите, как мне убедить Натху не мстить вашему джинну! Или вы думаете, что мальчик не очнётся? Очнётся, и не надейтесь! Как мне объяснить ему ситуацию? Он же ещё ребёнок!

– Великан, – уточнил посол. – С булавой.

– Ребёнок!

– Он нам чуть всё небо не разломал…

– На своего посмотрите!

– Дети мстительны, – кивнул Зоммерфельд. Опытный дипломат, он знал, когда следует уступить. – Не меньше взрослых.

– А поводок? В смысле, амулет! Я что, должен посадить Натху на поводок для Кейрина? Мало парню, что на него охотились, как на дичь…

– Кто на него охотился?!

– «Ведьмаки», охотники на флуктуаций, – Гюнтер стал загибать пальцы, словно беседовал с умственно отсталым. – Мы, ларгитасцы. Научная разведка; корабль, битком набитый менталами. Брамайнские торпедные катера. Антисы брамайнов. Целая банда террористов с Чайтры. Вы в курсе, что мальчика застрелили у меня на глазах?!

– Застрелили? Вы же сказали, что он антис?!

– Ну и что, что антис? – Гюнтер решил не уточнять, кого застрелили на самом деле. – Думаете, мы тут у вас сидим от хорошей жизни? Знал бы, сам бы к вам ни ногой, и мальчика не пустил бы…

Эй, крикнул Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Может, хватит? Они не виноваты, они сами жертвы… Сейчас, откликнулся невротик. Пар спущу и извинюсь. Я – живой человек, у меня тоже нервы. У тебя рога, буркнул Гюнтер-медик. У тебя копыта. Ты козёл, тупой козёл, понял? Понял, согласился Гюнтер-невротик. Я козёл, у меня нервы.

– Криптиды, – пробормотал посол, размышляя о чём-то своем. – Кейрин хочет забить их на мясо. Это лучше делать, пока ваш мальчик без сознания. Во избежание конфликта…

Гюнтер шагнул вперёд:

– Во избежание?!

Николас Зоммерфельд не знал, как близко от смерти он сейчас стоял.

«Все прошедшие и будущие смерти суть иллюзии, смертей нет, а есть только рождения. Уничтожения нет, есть только преобразование. Смерть есть радость, награда, неизмеримое счастье, хотя и сопровождается на земле болью. Будущие смерти не будут сопровождаться страданием. Чего мы можем бояться, если самое худшее на земле есть невообразимая радость?»

Константин Челковцев, "Грезы о земле и небе"

Хоронили на заднем дворе.

Тумидус и не знал, что в доме Папы Лусэро есть задний двор. Раньше он полагал, что этот участок, заросший магнолиями и дикой грушей, принадлежит соседям. Старшая жена Папы отвела его туда, держа за руку, и показала яму, судя по всему, вырытую в прошлом месяце. Над ямой был возведен примитивный, но прочный навес, крытый пальмовыми листьями – чтобы дождь не размывал края, а дождевая вода не скапливалась на дне.

Могила, с ужасом понял Тумидус. Могила, подготовленная заранее.

– Здесь хоронить нельзя, – сказала женщина. Лицо ее, и без того морщинистое, от горя превратилось в печёную картофелину, забытую в золе. – Это для Папы.

Она помолчала и добавила:

– Мы положим сюда куклу. Я уже сделала Папину куклу, ей будет хорошо лежать под деревьями. По вечерам я стану петь ей песни. Если поют детям, почему нельзя петь мёртвым?

Она знает, уверился Тумидус. Знает, как умирают антисы.

– Копайте рядом, – велела женщина. – Копать должны мужчины, нам нельзя.

В старшей жене сейчас не было ничего потешного. Исчез балаган, шутки, насмешки. Сама земля Китты разговаривала с Тумидусом, и консуляр-трибун с радостью подчинялся. Он подчинился бы кому угодно, лишь бы исполнять и не думать о том, кто виноват и что дальше.

– Я говорила с Папой. Он хочет, чтобы великий белый инкоси [14] Маэстро на языке коренного населения Китты. лежал здесь.

– Надо спросить родственников, – заикнулся было Тумидус. – Надо узнать, кто душеприказчик господина Эмериха…

– Я, – с непоколебимой твёрдостью ответила женщина. – Я его душеприказчица. Я взяла у него обрезки ногтей и прядь волос. Этого достаточно. Инкоси ляжет здесь и успокоится. Его Лоа устал, он нуждается в покое. Не надо ему мешать.

Тумидус кивнул. На споры не было сил.

Могилу для маэстро Карла он вырыл сам. Лопата нашлась в сарайчике, земля оказалась рыхлой, работалось легко. Пришел Борготта, за ним Пьеро. Займитесь делом, отмахнулся Тумидус, голый по пояс. Без вас управлюсь. Он слышал, как прилетал аэромоб медслужбы, вызванный Борготтой. Представлял лица врачей, криво ухмылялся. Спеша по вызову в дом Лусэро Шанвури, бригада медиков наверняка рассчитывала на большую удачу – возможность зарегистрировать факт смерти знаменитого антиса. Куш в лотерею, подарок фортуны – врачи получали возможность трепаться об этом случае направо и налево, чесать языки и видеть потрясённые лица слушателей. Вместо этого им пришлось регистрировать факт смерти обычного туриста, человека преклонного возраста, мало того, сбежавшего из больницы вопреки рекомендациям его собственного лечащего врача.

Рутина, скучные будни, и говорить не о чем.

Водитель-санитар отвёл Борготту в сторону и намекнул о взятке за ускорение процесса. Тумидус не видел, как это произошло, не знал, что сказал водителю Борготта. Про взятку ему доложился Пьеро. Парень тяжело дышал: ему пришлось купировать водителю сердечный приступ, в то время как доктор-бригадир оформлял документы: чёрный как все вудуны, он стал белый как стенка. Состоянием водителя доктор не заинтересовался, у него были другие заботы. Закончив возню с оформлением, доктор сел к управлению аэромобом, водителя положили в салоне – и машина умчалась быстрей ветра.

– Этот может, – буркнул Тумидус, утирая пот.