Генри Олди - Сын Ветра [litres]

Рахиль взяла паузу. Наверное, тоже подсказка режиссёра.

– Так что? – спросила она, когда молчание стало невыносимым. – Ты согласен?

Тумидус взял себя за горло. Глазами показал: достали!

– Ты согласен?

– Нет.

– Я перезвоню, – кивнула Рахиль.

– Хай, бро!

В дверь сунулся мальчишка.

Нет, не мальчишка – карлик. Слепой чернокожий карлик ростом с шестилетнего ребёнка. Карлик приплясывал, чесал нос, щёлкал пальцами, как кастаньетами – короче, ни секунды не стоял на месте. На вид, если приглядеться, ему было лет шестнадцать.

– Ты кто такой, а? – белые глаза уставились на Тумидуса. Вёл себя карлик, будто зрячий, наглый до кончиков ногтей. – Мне кажется, я тебя знаю. С чего бы? Я вашего брата рабовладельца не очень-то жалую.

Тумидус вздохнул. То, что безмерно радовало его по первому, и даже по второму разу, со временем превратилось в рутину, опостылевшую до зубовного скрежета.

– Привет, Папа!

– Папа? – изумился карлик. – Привет, сынок.

– Ну да, ты же ещё не Папа. Привет, Лусэро. Да, ты меня знаешь. Я – Гай Октавиан Тумидус, твой друг. Я был на твоих похоронах.

– Ага, – хихикнул карлик. – Белый бвана шутник.

– Белый бвана ни фига не шутник. Ты просто не помнишь.

– Чего я не помню?

– Ничего сверх положенного для твоего возраста. Кстати, твоя старшая жена отлично поёт блюзы. Как-нибудь слетай на Китту, послушай.

– Блюзы?

– Ага.

– Жена?!

– Старшая.

– Китта?

– Там твой дом. Семья. Дети, внуки. Родина, короче. Ты зачем здесь высадился? Тебе тут что, мёдом намазано?

– А почему бы и не здесь? Где хочу, там и…

– Вот-вот. Где хочешь, там и спускаешься. Ты всё время возвращаешься в малое тело поближе ко мне. Рефлекс, что ли? Если рефлекс, он мне не нравится.

Да, мысленно добавил Тумидус. Да, Папа, когда ты сошёл на землю – впервые после смерти! – я чуть умом не тронулся. От радости, от страха, и вообще. Я ведь не знал, что ты там, в космосе. Я думал, ты в могиле. Никто не знал! Практическое бессмертие: если антис спокойно умер в малом теле, он воскресает в чёрной колыбели межзвёздного пространства. Прежний сгусток волн и полей, в силе и славе. Ключевое слово: спокойно. Всего-то и надо, что пережить собственную смерть. Принять её как часть жизни, не лучше и не хуже остальных. Разбить персональный саркофаг, уйти без страха, метаний, истошного вопля распадающейся материи; завершить естественный цикл плоти без разрушительного резонанса духа. Там, в космосе, ты прежний Папа Лусэро. Свободный, ты помнишь всю свою жизнь, от начала до конца. Мы проверяли: я, Рахиль, Кешаб… Тебе доступны все матрицы твоего малого тела, от первого старта до последнего, когда семнадцать антисов на руках отнесли тебя к Шадрувану. Ты можешь сойти на планету ребёнком и стариком. Одна беда: воплотившись, ты помнишь ровно столько, сколько помнит твоё материальное воплощение – ни больше, ни меньше. Какие-то связи остаются: тебе кажется, что мы знакомы, ты спускаешься поближе ко мне – наверное, потому что я был единственным, кто тебя спасал, а не хоронил. Но всякий раз мне приходится заново объяснять тебе, кто ты, кто я, что было, что будет, чем душа успокоится. Когда ты взлетишь, ты будешь помнить и эту нашу встречу, и все предыдущие, досмертные и посмертные. Но сейчас…

Тумидус представил, сколько всего придется рассказать шестнадцатилетнему Папе, перемножил эту задачу на комплексы пубертатного периода – и содрогнулся. Хорош страдать, велел он себе. Внутренний монолог закончен, даём занавес.

– Ты это, – он обнял карлика за тощие плечи. – Ты сейчас взлетай, договорились? Вот прямо сейчас и взлетай.

Лусэро Шанвури насупился:

– Гонишь? А говорил, что друг.

– Как друга прошу: взлетай. И спускайся опять, но уже постарше. В диапазоне двадцати лет до твоей смерти. Лучше пять, или даже прямо накануне. Запомни хорошенько: молодой ты мне здесь не нужен. Я, понимаешь ли, язык до корней сотру, если ты молодой. Надо секретаря нанять, с луженой глоткой. Пусть он тебя просвещает. Взлетай, возвращайся, я жду. Со стариком проще, понял?

– Не понял, – карлик высвободился.

И скорчил уморительную гримасу:

– Ладно, весёлый бвана. Будь по-твоему.

Взлёт прошёл без эксцессов, по-тихому. С минуту после этого, оставшись вдвоём, Тумидус и Борготта молчали, не зная, с чего начать.

– Значит, Сандерсон? – наконец спросил Тумидус. – Работает с молодёжью, а?

Прошлая матрица, отметил он. Пятиминутной давности.

– Работает, – подтвердил Борготта.

– Учит ликвидировать барьеры?

– Учит.

– Пусть быстрее учит. А они пусть быстрее учатся! Тут ведь не только поздняя инициация, как у Сандерсона с гуру. Тут вопрос жизни и смерти. Если кто-то из нынешних антисов соберётся на тот свет, мы не можем рассчитывать на одного Сандерсона. Нам нужна рабочая бригада, способная их гарантированно успокаивать. Держать каждый дурак может, а вот успокоить…

– Упокоить, – буркнул Борготта. – Упокойная бригада менталов.

Тумидус сделал вид, что не расслышал. Воскрешение, думал он. Десять антисов спокойно умерли и воскресли. Пятьдесят антисов. Сто. У всех доступ к прошлым физическим матрицам. Все спускаются на планеты: дети, подростки, зрелые люди. И все спускаются поближе ко мне. Нет, о таком лучше не думать. Я и так плохо сплю.

Практическое бессмертие, и я пророк его. Хорошо, не пророк – директор филиала.

– Нет! – взревел Тумидус.

– Я вас очень прошу, – настаивал собеседник. – Я буду у вас в долгу.

– Господин Салюччи!

– Господин Тумидус! В неоплатном долгу…

Гвидо Салюччи, действительный и полномочный председатель Совета Галактической Лиги, мог убедить кого угодно в чём угодно. Например, лягушку-быка в том, что она бык-производитель, чемпион выставки. Захоти Гвидо, и стадо коров родило бы от лягушки стадо телят.

Со мной это не пройдёт, отметил Тумидус. Ведь не пройдёт, а?

– Я уже член совета, – напомнил он. – Член Совета антисов. Представляю сообщество коллективных антисов.

– Чепуха, – отмахнулся Гвидо. – Коллективных антисов больше нет.

– Не понял! Как это нет?!

Ужасная картина привиделась Гаю Октавиану Тумидусу. Пока он всё своё время, рабочее и свободное, посвящал «Грядущему», какая-то чума уничтожила всех коллантариев Ойкумены до единого. Или нет, все коллантарии Ойкумены вдруг утратили способность к выходу в волну. Бред, чушь, чёртов Салюччи блефует…

– Нет как отдельного сообщества, – поправился Гвидо.

Он видел, как белеет лицо собеседника. Он знал, чего можно ждать от разъярённого помпилианца. Даже если тебя отделяет от него уйма световых лет, стоит поберечься.

– Объяснитесь!

– Если мы говорим о расе антисов, то в политическом дискурсе не имеет значения, какой антис: коллективный или индивидуальный. Не имеет значения даже то, как он был инициирован: естественным или искусственным путём. Значит, Лига больше не в состоянии рассматривать сообщество коллантариев как самостоятельную единицу. Совет Лиги нуждается в вас, господин Тумидус. Кто, как не вы…