All Flesh is Grass

— Не могли бы привести свои знания в единую систему?

“That is part of it, of course. But how much ancient human knowledge, written down and committed to what seemed at that time to be safe keeping, is still alive today?”

“Not much of it. It has been lost or destroyed. Time has washed it out.”

“We still hold the knowledge of that other race,” they said. “We proved better than the written record—although this other race, of course, did not consider written records.”

— Отчасти и это, конечно. Но скажите, многое ли сохранилось из того, что знали люди в древности, что было записано и, как им в ту пору казалось, закреплено на века?

— Да нет, мало что уцелело. Многое затерялось, многое разрушено и погибло. Время стерло все следы.

— А мы и поныне храним знания того народа. Мы оказались надежнее всяких записей. Правда, в том мире никто и не думал вести записи.

“This other race,” I said. “The knowledge of this other race and how many other races?”

They did not answer me. “If we had the time,” they said, “we'd explain it all to you. There are many factors and considerations you'd find incomprehensible. Believe us when we say that the decision of this other race, to develop us into a data storage system, was the most reasonable and workable of the many alternatives they had under study”

— Обитатели того мира, — повторил я. — Вы сохранили их знания, — а может, и знания еще многих других?

— Сейчас некогда, а то мы бы вам все объяснили, — сказали Цветы вместо ответа. — Тут много обстоятельств и соображений, которые вы пока понять не в силах. Поверьте нам на слово: когда они, изучив другие возможности, решили превратить нас в хранилище знаний и сведений, они выбрали самый мудрый и верный путь.

“But the time it took,” I said, dismayed “My God, how much time would it take to make a plant intelligent! And how could they even start? What do you do to make a plant intelligent?”

“Time,” they said, “was no great consideration. It wasn't any problem. They knew how to deal with time. They could handle time as you can handle matter. And that was a part of it. They compressed many centuries of our lives into seconds of their own. They had all the time they needed. They made the time they needed.”

— Но сколько же на это ушло времени! Развить у растения разум... Бог ты мой, да на это нужна целая вечность! И как к этому подступиться? Как сделать растение разумным?

— О времени они не думали. Это было просто. Они умели им управлять. Они обращались со временем, как вы — с материей. Иначе ничего бы не вышло. Они сжали, спрессовали наше время так, что в нашей жизни прошли многие века, а для них — секунды. В их распоряжении всегда было столько времени, сколько требовалось. Они сами создавали время, которое им требовалось.

“They made time?”

“Certainly. Is that so hard to understand?”

“For me, it is,” I told them. “Time is a river. It flows on and on. There is nothing you can do about it.”

— Создавали время?

— Да, разумеется. Разве это так непонятно?

— Мне непонятно. Время — река. Оно течет, и его не остановишь. Тут ничего нельзя поделать.

“It is nothing like a river,” said the Flowers, “and it doesn't flow, and there's much that can be done with it. And, furthermore, we ignore the insult that you offer us.”

“The insult?”

“Your feeling that it would be so difficult for a plant to acquire intelligence.”

— Время ничуть не похоже на реку, — был ответ. — Никуда оно не течет, и с ним очень многое можно сделать. Кроме того, напрасно вы стараетесь нас оскорбить, нас это не задевает.

— Я вас оскорбил?!

— По-вашему, растениям так трудно обрести разум.

“No insult was intended. I was thinking of the plants of Earth. I can't imagine a dandelion...”

“A dandelion?”

“A very common plant.”

— Но я совсем не хотел вас оскорбить! Я думал о наших земных растениях. Не могу себе представить какой-нибудь одуванчик...

— Одуванчик?

— Обыкновенный цветок, такие у нас растут на каждом шагу.

“You may be right,” they said. “We may have been different, originally, than the plants of Earth.”

“You remember nothing of it all, of course.”

“You mean ancestral memory?”

— Возможно, вы и правы. Должно быть, мы с самого начала были не такие, как растения у вас на Земле.

— Но вы этого, конечно, не помните.

— Вы имеете в виду родовую память?

“I suppose that's what I mean.”

“It was so long ago,” they said. “We have the record of it. Not a myth, you understand, not a legend. But the actual record of how we became intelligent.”

“Which,” I said, “is far more than the human race has got.”

— Да, наверно.

— Это было очень давно. Но у нас есть данные. Не миф, не легенда, а точные данные о том, как мы стали разумными.

— В этом смысле человечеству до вас далеко, — сказал я. — У нас таких данных нет.

“And now,” said the Flowers, “we must say goodbye. Our enunciator is becoming quite fatigued and we must not abuse his strength, for he has served us long and faithfully and we have affection for him. We will talk with you again.”

“Whew!” said Tupper.

He wiped the slobber off his chin.

“That's the longest,” he said, “I have ever talked for them. What did you talk about?”

— А сейчас мы должны с вами проститься, — сказали Цветы. — Наш глашатай очень устал, надо беречь его силы, ведь он уже так давно служит нам верой и правдой, и мы к нему привязались. Мы с вами побеседуем в другой раз.

— Ф-фу! — сказал Таппер и утер ладонью подбородок.

— Так долго я за них еще не разговаривал. Про что это вы толковали?

“You mean you don't know?”

“Of course I don't,” snapped Tupper. “I never listen in.”

He was human once again. His eyes had returned to normal and his face had become unstuck.

— А ты разве не знаешь?

— Откуда мне знать, — огрызнулся Таппер. — Отродясь не подслушивал.

Он опять стал похож на человека. Глаза ожили, застывшие черты оттаяли.

“But the readers,” I said. “They read longer than we talked.”

“I don't have nothing to do with the reading that is done,” said Tupper. “That ain't two-way talk. That's all mental contact stuff.”

“But the phones,” I said.

— А чтецы? — спросил я. — Они же читают дольше, чем мы разговаривали?

— Кто читает, это не по моей части, — сказал Таппер. — С ними разговоров не ведут. Там прямо ловят мысли.

— А телефоны зачем же?

“The phones are just to tell them the things they should read.”

“Don't they read into the phones?”

“Sure they do,” said Tupper. “I hat's so they'll read aloud. It's easier for the Flowers to pick it up if they read aloud. It's sharper in the reader's brain or something.”

— Просто чтоб говорить им, про что надо читать.

— А разве они читают не по телефону?

— Ну, ясно, по телефону. Это чтоб они читали вслух. Цветам легче понимать, когда вслух. Вроде тогда у чтеца в голове все отчетливей выходит.

He got up slowly.

“Going to take a nap,” he said.

He headed for the hut.

Halfway there, he stopped and turned back to face me. “I forgot,” he said. “Thanks for the pants and shirt.”

И Таппер медленно поднялся.

— Пойду сосну часок, — сказал он и направился к шалашу. Но на полдороге остановился и обернулся: — Совсем забыл. Спасибо тебе за штаны и за рубаху.

12

My hunch had been correct. Tupper was a key, or at least one of the keys, to what was happening. And the place to look for clues, crazy as it had sounded, had been the patch of flowers in the garden down below the greenhouse.

Стало быть, предчувствие меня не обмануло. Таппер — ключ к тому, что происходит, или по крайней мере — один из ключей. И, как ни дико это звучит, искать ключи ко всем другим загадкам надо на той же лужайке за теплицами, где разрослись лиловые цветы.

For the flower patch had led, not alone to Tupper, but to all the rest of it—to that second self that had helped out Gerald Sherwood, to the phone set-up and the reader service, to the ones who employed Stiffy Grant and probably to the backers of that weird project down in Mississippi. And to how many other projects and endeavours I had no idea.

Ибо эта лужайка ведет не только к Тапперу, но и ко всему остальному: к «двойнику», что выручил Джералда Шервуда, к телефону без диска и к работе чтецов, к тем, кому служит Шкалик Грант, и, по всей вероятности, к тем, кто устроил загадочную лабораторию в штате Миссисипи.

А сколько еще за этим кроется престранных случаев, непонятных фабрик и лабораторий?