All Flesh is Grass

“We know all that,” they said.

— У времени — у того явления природы, которое вы называете временем, — есть свои законы, — услышал я. — И это лишь малая часть знаний, которыми мы с вами поделимся.

— Все, что вы нам скажете о времени, будет для нас ново. Мы ничего о нем не знаем. Мы даже не представляли, что время — это сила, которую можно изучать. Мы и не пробовали к нему подступаться. То есть, конечно, отвлеченной болтовни хватало, а вот настоящего знания нет и в помине. Мы никогда и не догадывались, с чего начать.

— Да, нам это известно.

And was there a note of triumph in the way they said it? I could not be entirely sure.

A new sort of weapon, I thought. A devilish sort of weapon. It wouldn't kill you and it wouldn't hurt you! It would shove you along, herding you along, out of the way, crowding you together, and there wouldn't be a thing you could do about it.

Ослышался я — или в том, как они это сказали, прозвучало торжество? Может быть, просто почудилось?

Новое оружие, подумал я. Адское оружие. Никого не убивает и не ранит. Всего лишь гонит, толкает, сметает с дороги, сгребает всех в одну кучу — неодолимо, неотвратимо.

What, Nancy had asked, if it swept all life from Earth, leaving only Millville? And that, perhaps, was possible, although it need not go that far. If it was living space alone that the Flowers were looking for, then they already had the instrument to get that living space. They could expand the bubble, gaining all the space they needed, holding the human race at bay while they settled down in that living space. The weapon was at once a weapon to be used against the people of the Earth and a protection for the Flowers against such reprisals as mankind might attempt.

Как, бишь, сказала Нэнси: вдруг барьер сметет с лица Земли все живое и останется один лишь Милвилл? Пожалуй, и это возможно, хотя зачем такие крайности? Если Цветам нужно только жизненное пространство, у них уже есть способ его получить. Расширяя капсулу времени, они могут очистить для себя столько места, сколько пожелают, могут оттеснить человечество и поселиться на его территории. У них есть оружие против жителей Земли — оно же послужит им защитой от любых контрмер, к каким попытались бы прибегнуть люди.

The way was open to them if they wanted Earth. For Tupper had travelled the way that they must go and so had I and there was nothing now to stop them. They could simply move into the Earth, shielded by that wall of time.

“So,” I asked, “what are you waiting for?”

Если они хотят захватить Землю, путь открыт. Ведь этим путем проходил Таппер и прошел я. Теперь их ничем не остановишь. Они просто-напросто двинутся на Землю, заслоняясь, как щитом, барьером времени.

— Так чего же вы ждете? — спросил я.

“You are, on certain points, so slow to reach an understanding of what we intend,” they said. “We do not plan invasion. We want co-operation. We want to come as friends in perfect understanding.”

“Well, that's fine,” I said. “You are asking to be friends. First we must know our friends. What sort of things are you?”

“You are being rude,” they said.

— В некоторых отношениях вы очень непонятливы, — прозвучало в ответ. — Мы вовсе не собираемся вас завоевать и покорить. Мы хотим с вами сотрудничать. Мы хотим прийти к вам как друзья, мы ищем полного понимания.

— Что ж, отлично, — сказал я. — Вы хотите с нами дружить. Но сперва нам надо знать, кого мы берем в друзья. Что вы, собственно такое:

— Вы неучтивы.

“I am not being rude. I want to know about you. You speak of yourselves as plural, or perhaps collective.”

“Collective,” they said. “You probably would describe us as an organism. Our root system is planet-wide and interconnected and you might want to think of it as our nervous system. At regular intervals there are great masses of our root material and these masses serve—we suppose you'd call them brains. Many, many brains and all of them connected by a common nervous system.”

— Совсем нет. Просто я хочу вас понять. Вы говорите о себе во множественном числе, как будто вы составляете какое-то сообщество.

— Да, сообщество. Вы, вероятно, назвали бы нас единым организмом. Наши корни сплетены в единую сеть, она охватывает всю планету — возможно, вы скажете, что это наша нервная система. На равных расстояниях расположены большие массы того же вещества, из которого состоят и корни, и эти массы служат нам... должно быть, вы назовете это мозгом. Не один мозг, а многие множество, и все они связаны общей нервной системой.

“But it's all wrong,” I protested. “It goes against all reason. Plants can't be intelligent. No plant could experience the survival pressure or the motivation to achieve intelligence.”

“Your reasoning,” they told me calmly, “is beyond reproach.”

— Как же так! — запротестовал я. — Этого просто не может быть! Растения не бывают разумными. Конечно, в растительном царстве тоже идет борьба за существование, но там все меняется не так быстро и резко, чтобы мог развиться разум.

— Вы рассуждаете весьма логично, — невозмутимо ответили Цветы.

“So it is beyond reproach,” I said. “Yet I am talking with you. “

“You have an animal on your Earth that you call a dog. “

“That is right. An animal of great intelligence. “

— Вот видите, логично — и все-таки мы с вами разговариваем!

— У вас на Земле есть животное, вы его называете собакой.

— Правильно. Очень умный зверь.

“Adopted by you humans as a pet and a companion. An animal that has associated with you people since before the dawning of your history. And, perhaps, the more intelligent because of that association. An animal that is capable of a great degree of training.”

— Вы привыкли к собакам, они ваши любимцы, баловни и верные спутники. Люди и собаки неразлучны с незапамятных времен. И, может быть, от постоянного общения с вами они еще больше поумнели. Это животное способно многому научиться.

“What has the dog to do with it?” I asked.

“Consider,” they said. “If the humans of your Earth had devoted all their energies, through all their history, to the training of the dog, what might have been achieved?”

“Why, I don't know,” I said. “Perhaps, by now, we'd have a dog that might be our equal in intelligence. Perhaps not intelligent in the same manner that we're intelligent, but...”

— При чем тут собаки?

— Представьте: вдруг бы люди на вашей Земле с начала времен все силы посвятили тому, чтобы учить собак развивать их разум. Как, по-вашему, чего бы они достигли?

— Ну... право, не знаю. Может, теперь собаки были бы так же разумны, как и мы. Может, их разум чем-то и отличался бы от нашего, но...

“There once was another race,” the Flowers told me, “that did that very thing with us. It all began more than a billion years ago.”

“This other race deliberately made a plant intelligent?”

— Некогда в одном из миров так поступили с нами, — сказали Цветы. — Все это началось больше миллиарда лет тому назад.

— И обитатели того мира сознательно сделали растения разумными?

“There was a reason for it. They were a different kind of life than you. They developed us for one specific purpose. They needed a system of some sort that would keep the data they had collected continually correlated and classified and ready for their use.”

— Для этого была причина. То были не такие существа, как вы. Они совершенствовали нас с определенной целью. Они нуждались в коком-то устройстве, способном собирать и хранить для них наготове всевозможные знания и сведения, беспрерывно накапливать их и приводить в стройную систему.

“They could have kept their records. They could have written it all down.”

“There were certain physical restrictions and, perhaps more important, certain mental blocks.”

“You mean they couldn't write.”

— Ну и вели бы записи. Все можно записать.

— Тут были некоторые физические пределы и, что, пожалуй, еще важнее, некоторые психологические ограничения.

— То есть они не умели писать?

“They never thought of writing. It was an idea that did not occur to them. Not even speech, the way you speak. And even if they had had speech or writing, it would not have done the job they wanted.”

“The classification and the correlation?”

— Они до этого не додумались. Им не случилось открыть для себя письмо. И даже речь — они не говорили, как вы. Но даже умей они говорить и писать, они все равно не достигни бы того, что им требовалось.