All Flesh is Grass

The hobbies spread out in a thin line on the ridge-top and Hoot came scrambling up the slope to stand beside me. Лошадки выстроились в ряд на тонком гребне холма. Рядом со мной встал Свистун. “What is it, captain?” Sara asked. — Что это, капитан? — спросила Сара. “I don't know,” I said. — Не знаю. And that was strange, I thought. For I could have said it was a lawn and let it go at that. But there was something about it that told me, instinctively, that it was no simple lawn. Очень странно, подумал я. Похоже на обычную лужайку. Но что-то подсказывало мне, что все не так просто. Looking at it, a man wanted to walk down on it and stretch out full length upon it, putting his hands behind his bead, tilting his hat over his eyes, and settle down for an easy afternoon. Even with the tree no longer standing to provide the shade, it would have been a pleasant spot to take a midday nap. Глядя на лужайку, хотелось спуститься к ней, растянуться на траве во весь рост, положив руки под голову и спрятав лицо под шляпой, и пролежать так полдня. Пусть там больше не было дерева, отбрасывающего тень, но все равно казалось, что нет ничего лучше, чем подремать на солнце. That was the trouble with it. It looked too inviting and too cool, too familiar. В том-то и беда, — решил я. — Лужайка слишком заманчива, слишком знакома, слишком спокойна. “Let's move on,” I said. — Пойдем вперед, — предложил я. Swinging a little to the left to give the circular patch of green plenty of room, I set off down the ridge. As I walked I kept a weather eye cocked to the right and nothing happened, absolutely nothing. Свернув влево, чтобы не очень приближаться к зеленому кругу, я начал спускаться с холма. Я шел, не отводя взгляда от лужайки, но ничего не происходило, совсем ничего. I was prepared to have some great and fearsome shape burst upward from an expanse of sward and come charging out at us. I imagined that the grass might roll up like a rug and reveal an infernal pit out of which horrors would come pouncing. Я был готов к тому, что дерн превратится в страшное чудище, которое нападет на нас. Я представлял, как трава расступится и под ней обнажится геенна огненная, а из нее вылетят привидения. But the lawn continued to be a lawn. The massive stump speared up into the sky and just beyond it lay the mighty bulk of the shattered trunk-the ruined home of the humping little shapes that had cried out their anguish to us. Но лужайка продолжала быть лужайкой. Посредине стоял высоченный пень, а за ним лежал израненный ствол — бывшее жилище несчастных существ, выплеснувших на нас свое горе. Ahead of us lay the trail, a slender, dusty thread that wound out into the tortured landscape, leading into a dim unknown. And looming over the horizon other massive trees that towered into the sky. А впереди виднелась тропинка, тонкая грязная нить, извивающаяся по неровной местности и ведущая в неизвестность. На горизонте, утыкаясь ветвями в небо, стояли другие огромные деревья. I found that I was tottering on my feet. Now that we were past the tree and swinging back onto the trail, the nervous tension that had held me together was swiftly running out. I set myself the task of first one foot, then the other, fighting to stay erect, mentally measuring the slowly decreasing distance until we should reach the trail. Я чуть не падал. Теперь, когда дерево оказалось позади и мы вновь вышли к тропе, нервное напряжение, которое не позволяло мне скиснуть, сошло на нет. Я поставил перед собой цель пройти один фут, потом другой, и все пытался держаться прямо, мысленно измеряя расстояние, отделяющее нас от тропы. We finally did reach it and I sat down on a boulder and let myself come unstuck. Наконец мы постигли ее. Я сел на валун и разрешил себе расслабиться. The hobbies stopped, spread out in a line, and I saw that Tuck was looking down at me with a look of hatred that seemed distinctly out of place. Лошади остановились, построились в ряд. Тэкк смотрел на меня глазами, полными ненависти, и этот взгляд абсолютно не вязался со всем его обликом. There he sat atop Dobbin, a scarecrow tricked out in a ragged robe of brown and with the ridiculous doll-like artifact clutched against his chest. He looked like a sulky, overgrown girl, but with a strange wistfulness about him, if you left out his face. Так он и восседал на лошади — пугало, ряженое в драное монашеское платье, — по-прежнему прижимал к груди археологическую находку, напоминающую куклу. Он был похож на угрюмую девочку-подростка с печально-задумчивым лицом. If he'd stuck his thumb into his mouth and settled down to sucking it, the picture would have been entirely rounded out. But the face was the trouble, the impression of the ragged little girl stopped when you saw that hatchet face, almost as brown as the robe he wore, the great, pool-like eyes glazed with the hatred in them. Если бы Тэкк сунул большой палец в рот и принялся сосать его, это выглядело бы абсолютно естественно. Но что-то в его облике разрушало образ взлохмаченной маленькой девочки, и стоило только получше вглядеться в его длинное, остроносое лицо, почти такое же коричневое, как и ряса, — и огромные, мутные глаза озадачивали выражением ненависти, скрывающимся в них. “You are, I presume,” he said, with his rat-trap mouth biting off the words, “quite proud of yourself.” — Вы, как я полагаю, гордитесь собой, — отчетливо проговорил Тэкк, обнажив похожие на капкан зубы. “I don't understand you, Tuck,” I said. And that was the solemn truth; I didn't understand what he had in mind with that sort of talk. I had never understood the man and I supposed I never would. — Я не понимаю вас, Тэкк, — отреагировал я. И это была чистая правда: я не понимал, что он хочет сказать. Я никогда не мог понять монаха и, боюсь, уже никогда не сумею. He gestured with his hand, back toward the cut-down tree. Он мотнул головой (указал рукой) назад, туда, где осталось поваленное дерево. “That,” he said. — Вон там, — сказал он. “I suppose you think I should have left it there, taking shots at us.” — А вы считаете, что я должен был оставить его в покое и позволить ему стрелять в нас? I had no yen to argue with him; I was too beat out. And it was beyond me why he should be up in arms about the tree. Hell, it had been taking shots at him as well as the rest of us. Я не намеревался спорить с ним, я был как выжатый лимон. И я не мог уразуметь, с какой стати он так печется о дереве. Черт возьми, оно било по нему, точно так же, как и по остальным. “You destroyed all those creatures,” he said. “The ones living in the tree. Think of it, captain! What a magnificent achievement! A whole community wiped out!” — Вы уничтожили их всех, — продолжал Тэкк, — тех, кто жил в дереве! Подумайте об этом, капитан. Какое грандиозное достижение! Один удар — и никого не осталось! “I didn't know about them” I said. I could have added that even if I had, it would have made no difference. But I didn't say it. — Я не знал об их существовании, — парировал я. Я бы мог, конечно, добавить, что знай я о букашках, их участь бы не изменилась. Но я промолчал. “Well,” he demanded, “have you nothing more to say about it?” — И что же, — допрашивал он, — вам больше нечего сказать? I shrugged. “It's their tough luck,” I said. Я пожал плечами: — Им просто не повезло. Sara said, “Lay off him, Tuck. How could he have known?” — Отстаньте от него, Тэкк, — попросила Сара. — Откуда ему было знать? “He pushes everyone,” said Tuck. “He pushes everyone around.” — Он ни с кем не считается, — заявил Тэкк. — Ему ни до кого нет дела. “Most of all himself,” said Sara. “He didn't push you, Tuck, when he took your place. You were fumbling around.” — Меньше всего он заботится о себе, — сказала Сара. — Он стал проводником вместо вас, потому что вы едва справлялись. “A man can't take on a planet,” Tuck declared. “He has to go along with ft. He has to adapt. He can't bull his way through.” — Нельзя хозяйничать на чужой планете, — провозгласил Тэкк. — Надо подстраиваться под ее законы. Приспосабливаться к ней. Нельзя идти напролом. Читать дальше