Александр Громов - Запруда из песка

– Приказать не могу, – с такой дозой иронии, чтобы он обязательно заметил, молвил я. – Могу лишь попытаться переговорить с ним. Может быть, он ответит.

– «Может быть»?!

– А разве он обязан?

– Я… – Руководитель программы еще сильнее выпучил глаза, бисерины пота на его лбу начали сливаться в крупные капли, а я вдруг сообразил, что до сих пор не удосужился узнать, как зовут эту начальственную единицу. Просто не пришло в голову. – Я возглавляю операцию! – кричал он. – Вы будете наказаны!

– За что же? – Я подпустил в голос еще немного иронии.

– За вопиющее самовольство!

– Правда? И в чем же оно, позвольте узнать, выражается? Я, как видите, стою перед вами и не совершаю никаких самовольных действий, за которые могу быть наказан. Хочу также напомнить, что по службе я вам не подчинен. Строго говоря, и «паук» не является вашим оборудованием.

Казалось, полковника сейчас хватит удар. Но он справился.

– Приказываю вам молчать! За программу изучения Семигранника отвечаю я!

Сказал, как отрезал. Ну, как угодно. Отвечай, раз назначен.

Пожав плечами, я повернулся и побрел к какому-то ящику, который высмотрел вместо стула. С начала испытаний прошло уже несколько часов, а этот хмырь так и не предложил мне присесть. Устать я не устал, при лунной тяжести мышцы особенно не перетруждаются – мне просто надоело стоять, когда он сидит.

А он молчал. Видимо, пытался взять себя в руки и сообразить, что делать. Валяй, соображай. Копайся, если хочешь в параграфах, чтобы узнать, какие права имеет Слепок и можно ли наказать вместо него оригинал. В Уставе ты этого не найдешь, придется рыться в инструкциях и временных уложениях, да что толку? Инструкции еще не Устав. Самый матерый юрист не сразу даст ответ, в какой ситуации Слепок имеет те же права и обязанности, что и полноценный член Экипажа, а в какой его следует считать просто софтом. Людям запрещено носить вживленный компьютер в собственной голове, ни в какой клинике члену Экипажа не сделают такую операцию, и мы вынуждены пользоваться допотопной техникой, словно костылями вместо протезов, – но нет запрещения помещать копию личности в машину. А с кого спрос? С оригинала? С машины? С того, кто не запретил, то есть с Капитанского Совета? Глупо ты себя повел, полковник.

И отключить Слепок дистанционно ты не решишься, я же вижу. Можешь лишь пригрозить сделать это, но он тебе не поверит, как и я.

Безногие не страдают плоскостопием. Ограниченные – не могут выйти за пределы убогих своих представлений о том, что можно, чего нельзя и как надо вести себя, если что-то идет совсем не так, как предполагалось.

Я не собирался помогать ему выпутываться из идиотской ситуации. С какой стати? Каждый сам творец своего унижения. Или, возможно, даже разжалования – если «паук» со Слепком гробанется.

Не хотелось бы…

– Хорошо! – Наконец-то истерические нотки в голосе полковника сменились давно и старательно отработанным металлом. – Попробуйте поговорить с ним. Нужно убедить его вернуться.

– Не понимаю, зачем, – отозвался я. – Я, конечно, могу попытаться выяснить, что у него на уме, и, возможно, сумею склонить его к тому или иному решению, – но какой в этом смысл? Программа ведь выполняется. Она идет на несколько дней раньше графика. Артефакт будет подан вам на блюдечке. Что до уровня риска, то мой Слепок, надо думать, полагает его допустимым…

– Действуйте, – нетерпеливо приказал он.

Это всегда пожалуйста. Я покашлял в микрофон и произнес:

– Привет. Как ты?

Меня он удостоил ответом.

– Порядок! – Голос Слепка был даже весел. – Меня видно?

– Еще бы. – Я скосил глаза на один большой экран, затем на другой. – Идешь вроде нормально.

– Сам знаю. Мне видно почти столько же, сколько тебе. Себя только не вижу.

– А тебе оно надо? – поинтересовался я.

– Нет. Я просто так спросил.

Полковник тихонько зарычал. Вот ведь нетерпеливый какой. Сейчас опять начнет брызгать слюной и топать начальственной ножкой.

– Тяжело тебе там? – с ехидцей осведомился Слепок.

– Мне-то что? – в тон ему ответил я. – Я не грешник. Это ты у нас грешник. До сеанса слияния я виноват только в том, что таким уж родился на свет, и ни в чем больше. Мне потом вломят, с тобой вместе. Слушай, а может, ну его, этот сеанс слияния, а? Оставайся в паучьем теле – у тебя, как я погляжу, это неплохо получается…

Ответ был непечатным – и поделом мне: я же сам дал полковнику подсказку, как надавить на Слепок! Но, сделав глупость, иногда приходится и дальше держаться той же линии. И я сказал:

– Нет, правда, на что ты мне нужен? Живи себе. Оставайся тут, изучай Луну. Это тебе не в телескоп ее рассматривать. Прилетай на зарядку и заправку – и снова в путь за всевозможными фактами и артефактами. Прославишься. Разве не достойная жизнь?

– У меня-то будет достойная, – уловил он мою игру, – а у тебя? Неохота будет вспомнить потом то, что я чувствую сейчас?

– А зачем? – продолжал скоморошествовать я. – На что мне твои ощущения? Я привык доверять собственным чувствам, а не чьим-то. Если какой-то восьмилапый…

– Э! Я попросил бы! У меня двенадцать лап – восемь для ходьбы и четыре для работы!

– Тем более. Если какой-нибудь двенадцатилапый арахнид, которого и в биологии-то нет, что-то видит и чувствует, то какое мне до этого дело?

Краем глаза я следил за руководителем проекта. Он синел, багровел и вообще был на грани истерики. И когда он завизжал – не сказал, не крикнул, а именно завизжал на весь купол, – я и бровью не повел.

– Вы!.. Слышите, вы!.. Немедленно – я сказал, немедленно! – прикажите ему прекратить полет и вернуться!

Визг вышел что надо. На том конце связи Слепок хохотнул – наверняка услышал.

– Слышь, – сказал я ему, – тут тебе приказывают вернуться.

– Куда? – включил он дурака.

– Не имею представления. Кажется, сюда, в «Аристотель».

– Н-да? А зачем?

– Тут тебе объяснят.

– Я вернусь, – пообещал он. – Вот слетаю к Семиграннику и тотчас вернусь. Не беспокойся, за топливом я слежу.

– Я и не беспокоюсь… – Тут полковник затрясся, как видно, намереваясь вновь контузить визгом мои барабанные перепонки, и я продолжил: – Видишь ли, тебе приказывают не просто вернуться. Тебе приказывают немедленно вернуться.

– А ты? – спросил он.

– Что я?

– Ты тоже приказываешь мне сделать это?

– Нет, – вздохнул я. – Как я могу тебе приказывать? Не имею права.

– Это хорошо, – сказал он. – А я уж подумал, что и у тебя гормоны скачут, голове мешают. Скажи там этому крикуну, чтобы заткнулся. Пусть примет успокаивающее. А то ведь меня волновать тоже вредно – вот возьму да и разобьюсь ненароком о какую-нибудь скалу. Чего хорошего?

– Не надо.

Послышался смешок.