Александр Громов - Запруда из песка

– Вот и я думаю, что не надо. Ну а если взглянуть на это с другой стороны – что́ я, собственно, теряю? Жизнь? Это биологический термин, а я насквозь не биологичен. Существование? Но ведь ты существуешь, а я всего лишь твоя копия. Их можно наделать еще о-го-го сколько. И знаешь, я лишен страха быстрой смерти. Боль, немочь – это тоже не для меня. Ну не удача ли? Понимаешь, о чем я говорю?

Я отделался мычанием в микрофон. Я понимал. В прошлой жизни мне пришлось умирать долго и трудно. «Я жив еще!» – рычал я, и Академия при мне пикнуть не смела, но я уже медленно умирал и понимал, что это конец. Слепок просто куражился; болячки тела и угасание – еще не главная неприятность финала жизни. Куда хуже сознавать, сколь многого не успел, и понимать холодным рассудком, сколь многое из той малости, что все-таки успел, будет забыто!

Ох, не хорохорился бы мой Слепок, если бы не боялся…

– Ты вернешься? – спросил я просто для того, чтобы спросить.

– Конечно, – сейчас же ответил он. – Разве я дезертир?

– «Паук» – ценное имущество, – пробубнил я. – Ты угонщик.

– А тебе не хочется отдуваться за нас обоих после слияния. Я ведь тебя хорошо знаю. Ведь не хочется?

– Как-нибудь переживу, – буркнул я. – Попробуй мне только не вернуться.

Приходилось признать, что я умудрился сыграть скверную шутку с самим собой. Ведь он – это одновременно я и не я, и он свободен. В каком бы месте и каком бы времени ты ни жил, полностью свободным можно быть очень недолго, и часто это случается с человеком лишь один раз, перед самой кончиной. Слепок наслаждался полетом и свободой, предвкушал открытие, может быть, важнейшее за всю историю человечества, а мне определил не самую завидную роль. Высечь бы его, мстительно подумал я. Как в школе секли. Увы и ах – не выйдет. «Паука» сечь бесполезно, металлы не чувствительны к боли, а после слияния мне что – прикажете лупцевать собственные ягодицы, уподобляясь известной унтер-офицерской вдове?

Да я бы с радостью высек себя, только бы мой Слепок в конце концов вернулся и влил в меня свою память!

Обернувшись к руководителю программы, я покачал головой:

– Он не подчинится.

– Можете не сомневаться, это вам дорого обойдется, – процедил он.

– Лучшее, что можно сделать в такой ситуации, – помогать ему, – подсказал я. И нисколько не удивился, услыхав в ответ:

– Как-нибудь без вас разберемся.

Я зевнул, отвернулся и стал размышлять, в какой части «Аристотеля» может сейчас находиться Ипат Скворцов.

Когда после наивысшей точки траектории началось снижение, я давно уже прошел Южный полюс. Кратер Дезарг остался левее, довольно далеко впереди обозначились валы Карпентера и Анаксагора, а подо мной расстилалась горная страна. Просто удивительно, насколько богата равнинами та часть Луны, что обращена к Земле, и насколько бедна ими та часть, что вечно прячется от глаз земного наблюдателя! Нет на другой стороне Луны ничего подобного Океану Бурь или хотя бы Морю Влажности. Есть несколько небольших равнин, расположенных преимущественно в очень древних крупных кратерах, и только. Но кратеров разной величины как раз очень много, да и горных хребтов между ними хватает. Разломы. Сбросы. Трещины. Каменный хаос двух преобладающих цветов: серого и черного.

Луна – маленький шар. Мне предстояло пролететь всего-то около тысячи ста пятидесяти километров. Туда и обратно – две тысячи триста. Для полностью заправленного топливом «паука» при лунном тяготении это вполне посильное расстояние. Правда, к началу полета я уже не был полностью заправленным, но все равно топливных элементов должно было хватить, причем даже с небольшим запасом.

При желании я мог бы даже набрать орбитальную скорость – правда, уже не сумел бы погасить ее и мягко прилуниться. Естественно, такого желания у меня не возникло.

С электроэнергией было хуже, чем с твердым топливом: шестьдесят два процента от полной зарядки. Имелась, правда, возможность раскрыть небольшие солнечные батареи, что я и сделал, но за время полета не набрал и одного процента. Очень, очень жаль, что конструкторы не снабдили «паука» изотопным источником для подзарядки, хотя бы и маломощным. Наверное, учли, что «паук» не космический зонд; если разобьется вдребезги, то вот вам радиоактивное заражение местности, получите и распишитесь. Луна, конечно, не Земля, но Экипажу и на ней невыгодно свинячить.

Не столько потому, что чужие могут и наказать за это, сколько из-за собственных видов на Луну – удобный плацдарм для освоения Солнечной системы. А освоим ее, начнем контролировать – может, и астероиды перестанут сталкиваться с Землей? Что тогда придумают чужие на нашу голову?

Там увидим.

Нормальному, биологическому члену Экипажа неведомо, что это такое – умение производить расчеты практически любой сложности непосредственно в уме. У меня такая возможность была. Оказалось – ничего особенного, во всяком случае, я не ощутил никакой эйфории. Просто удобство, не более того. За пять секунд до точно рассчитанного момента я повернулся соплом вперед, убрал в корпус солнечные батареи, чтобы их не поломало резким толчком, и вовремя выдал первый тормозной импульс.

Радио молчало. С тех пор как я услышал сказанные моим оригиналом слова «попробуй мне только не вернуться», никто больше не пытался выйти со мной на связь. Меня бросили урезонивать, мне прекратили приказывать, но, похоже, не собирались и помогать. Гробанусь – тем хуже для меня. Живого Фрола Ионовича Пяткина взгреют, а он будет защищаться в том смысле, что не отвечает за бездушную железку. Кто ж его знает, какие изменения в психике могут последовать от перенесения человеческой личности в электронную форму. Может, Слепок вульгарно спятил – при чем тут я?

Он будет отбрехиваться агрессивно – и отбрехается. Я знаю. Сам бы поступил так же на его месте, и душевная черствость в данном случае ни при чем. Мы – я и он – просто-напросто достаточно рациональны, чтобы сознавать: мертвых не существует. Особенно если мертвец – простая копия.

У нормального земного паука уйма глаз, и все они помещаются на голове. Мое титановое туловище имело перед земным пауком определенное преимущество: два глаза на заду, пардон, в кормовой части. Очень полезная вещь, когда падаешь на поверхность Луны с большой скоростью задом наперед, ну а потом, уже перед самой посадкой, можно развернуться и обеспечить последний тормозной импульс носовым соплом. Так в теории. На практике никакой «паук» и никакая «блоха» еще не летали на Луне так высоко и далеко. Я немного волновался за приземление.