Антон Конышев - Поехали!

Я показываю ему, как правильно погружаться. Объясняю, какие показатели приоритетны на борту. Учу, как отвечать и как пользоваться рацией. Называю случаи, при которых отключается система вентиляции.

Артем внимательно слушает и помечает. Как и на прошлом занятии, он трудится на пределе.

Тренажеры.

Обследования.

Теория.

Снова тренажеры.

Затем повторение пройденного.

В конце дня Артем предлагает, чтобы я все же заглянул в его коробку.

– Дед, ну неужели тебе не интересно, что я выбрал?

Мне интересно. И я делаю снисходительный жест: мол, ладно, демонстрируй.

Артем показывает содержимое.

Миниатюрный самокат, спиннер, набор расчесок, эспандер и всякие прочие безделушки. Еще он взял крекеры. Целую упаковку с нарисованными на ней луковыми кольцами.

Он не знает, что нельзя брать с собой ничего сыпучего и ломкого.

– Это брать нельзя, – достаю пачку и откладываю в сторону. – Печенье сильно крошится. В невесомости это опасно. Маленькие частички могут попасть в легкие.

Фрукт смотрит на меня. Его рот раскрыт. Он восхищен. А еще, кажется, он удивлен, что осталось что-то, чего он вместе со своим коллективным разумом не учел.

День за днем я прилежно выполняю свою работу. По ночам тоскую по звездам, а по утрам борюсь со старым будильником и пытаюсь найти себе новую цель в жизни. Готовлю к полету необычного курсанта. Объясняю парню теорию, проверяю его успехи у других инструкторов. А внутри меня зреет, набирает силу и разрастается пустота. Черная дыра.

Физическая подготовка. Тесты, анализы. Теппинг-тест. Проверка зрения. Еще и еще.

Артем трудится, а моя пустота все сильнее душит, жжет, сжирает меня изнутри.

– Выживание в сложных условиях, – объявляю и зову Артема пойти за мной на полигон.

Он больше не спорит со мной. Если я говорю – просто выполняет. Он, кажется, наконец убедился и понял: всё, что я ему рассказываю, важно. Что в разработанной программе нет ни слова лишнего, нет ни одного бесполезного упражнения.

После инструктажа я рассказываю, что сегодняшняя тренировка нужна на случай, если спускаемый аппарат по каким-нибудь непредвиденным причинам приземлится не в намеченной точке. Космонавт должен уметь выжить в любых условиях.

– Каких еще непредвиденных? Я думал, у вас здесь все просчитано и продумано.

– Разное случается. Лучше быть готовым, – отвечаю уклончиво.

Я не хочу пугать паренька, забивать ему голову лишними мрачными мыслями и сам не хочу вспоминать свое падение.

– Тренировка начнется в этой капсуле, – я останавливаюсь и показываю на спускаемый аппарат. – Это настоящая капсула.

– Макет?

– Нет. Настоящий спусковой аппарат. Просто отслужил. Он одноразового использования.

Артем улыбается. Он явно хочет пошутить насчет ассоциаций, родившихся в его разноцветной голове, которые связаны с одноразовыми использованными предметами, но молчит.

Я рассказываю, что космонавту нужно лететь в позе эмбриона, что внутри корабля три места, оборудованных специальными креслами. Их отливают персонально для каждого: важно, чтобы сидения повторяли форму спины космонавта, потому что при ударе это помогает равномерно распределить нагрузку по поверхности тела.

– Это помогает сохранить здоровье, – говорю. И перед глазами всплывают картинки из прошлого: как я пытался выбраться, как смотрел на свои неподвижные ноги.

– Носимый аварийный запас, сокращенно НАЗ, – говорю и показываю содержимое. – Здесь есть все необходимое.

Я показываю аптечку, охотничьи спички, свисток, мачете, стаканчик, складной нож.

– Это – светосигнальный патрон.

Артем внимательно слушает и записывает за мной.

Я объясняю, для чего в НАЗ солнцезащитные очки, почему в комплекте шесть литров воды, а Фрукт заглядывает в капсулу.

– Ух ты ж «ё», – вырывается у него фраза, и он тут же умолкает, извиняется, что перебил.

– Артем, что у вас вызвало такую реакцию?

Он тычет пальцем в иллюминатор:.

– Дед, как там можно втроем поместиться? – Артем удивляется и фотографирует.

– Если все правильно выполнить, можно, – я улыбаюсь и показываю большой палец вверх.

Я показываю свое хорошее настроение: Артему, коллегам, руководству, соседям, зеркалу. Приветливо улыбаюсь. А сам… списанный, разочаровавшийся во всем «дед», одноразового использования. Пора с этим кончать. Пора позволить пустоте забрать меня.

– Курс выживания обычно длится сорок восемь часов. Но для курсантов по программе «Космический туризм» его сократили до двенадцати.

– А что так?

– Считается, что вы не останетесь в одиночестве. Будет кому позаботиться о вашей безопасности.

– Я и сам в состоянии. Без курсов.

– Тем не менее приступим. Для начала наденьте скафандр.

Я объясняю, что это аварийно-спасательный. Рассказываю, в каких случаях его используют космонавты, как он надувается и для чего.

Помогаю надеть.

Он просовывает руки, а я, спустя вот уже несколько месяцев тренировок, смотрю на него и вспоминаю наше первое с ним занятие. Вспоминаю его фразу о способном ученике. И как ни странно, Артем не соврал. Он, действительно, способный. К тому же, что удивительно, он оказался выносливым, смышленым и талантливым. Он постоянно что-то помечает у себя в телефоне и фотографирует свое лицо, периодически грубо отгоняя людей из кадра. Но стоит признать – из Артема получился бы хороший космонавт.

Этот фрукт – мое последнее задание.

Если кто-то говорит слово «последний», например, «сделай это в последний раз», любой пилот поправит: «Говори крайний! В крайний раз!» Пилот исправит. Не буду объяснять, в чём разница между «последним» и «крайним». Но этот фрукт – мое последнее задание.

После трудного дня с выживанием в сыром лесу, с длительными переходами через чащу; разведением костров, сооружением палаток для ночлега; с репетицией спасательной операции, Артем, уставший, но довольный собой, оборачивается и на прощанье говорит:

– Спасибо Вам. Большое спасибо. До завтра.

К моему удивлению Артем не только попрощался и поблагодарил – он обратился на «Вы» и впервые не назвал меня «дед».

Центрифуга.

Обучение подходит к концу. Курсанту предстоит еще один медицинский осмотр и тренировка в центрифуге.

В кабинете пахнет, как в старом кинотеатре. Никогда не любил этот запах и никогда не любил этот вид тренировок.

– Человек на борту испытывает перегрузки порядка четырех g, – я помогаю Артему усесться. – Профессиональные космонавты тренируются на восьми g. Для вас, Артем, будет достаточно шести.

– Дед, не надо меня жалеть. Заряжай десятку.

Артем храбрится. А я вижу, как ему не по себе. Ему страшно.

– Будем смотреть по вашему состоянию, – говорю и киваю, мол, учтем пожелания.