Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

— Это явление наблюдается только в холодном климате и там, где имеется усиленное движение воздуха. По этой штольне сильно тянет наружный воздух в старые работы, находящиеся выше по горе; благодаря этому, зимой здесь постоянно замерзает вода, капающая из породы, а за короткое лето она не успевает оттаять. Мало того, теперь даже и летом нарастает лед, потому что образовавшиеся массы настолько значительны, что и теплый летний воздух охлаждается до нуля и отдает всю свою влагу, осаждающуюся инеем на крепи или намерзающую на лед.

— А почему в нижней штольне льда почти нет?

— Там нет такой тяги воздуха, она упирается в длинный гезенк, тогда как эта — прямо в обширные выработанные пространства, из которых, наверное, есть ходы на поверхность — старые шахты, шурфы.

— Есть, есть, — подтвердил штейгер. — Туда и тянет, как в трубу.

— Готово, — объявил рабочий, пробивший во льду узкое отверстие, через которое приходилось протискиваться, вытянувшись во весь рост. Оба рабочих и штейгер пролезли довольно легко. Грошев полез и застрял. Ни взад, ни вперед. Василий Михайлович и рабочие взяли его за руки и стали тащить, Борк взял за ноги и начал толкать, а Марина Львовна запела «Дубинушку». При слове «ухнем» Грошев сразу проскочил через узкое место. Штейгер и рабочие потеряли равновесие и растянулись вместе с инженером по ту сторону. Все хохотали, а с Мариной Львовной от смеха чуть не сделалась истерика.

— Теперь ваша очередь, позвольте и вас протолкнуть в этот ледяной туннель, — обратился к ней Борк.

При этих словах Грошев, отдувавшийся по ту сторону отверстия, отпустил вполголоса какое-то замечание, вероятно нецензурное, потому что штейгер и рабочие захихикали.

— Благодарю вас, Яков Григорьевич! Я проберусь и без посторонней помощи, — сказала молодая женщина, вспыхнув.

Быстро растянувшись на льду, она скользнула в ледяную дыру, словно змея, так что англичанин не успел даже схватить ее за ноги, чтобы помочь.

Когда все очутились на другой стороне, шествие возобновилось в прежнем порядке, но маленькое приключение служило еще темой для шуток.

Ледяная галерея быстро расширялась, и вскоре лед отодвинулся на крепи, потом спрятался в их промежутках и, наконец, совершенно исчез. Стало теплее, понемногу исчез даже иней. Штольня кончилась.

— Вот и старые работы начинаются! — заявил Василий Михайлович. — Пожалуйте сюда!

Он повернул направо по штреку, шедшему в обе стороны от штольни, и указал на черневшее вверху отверстие, к которому вела крутая лестница.

Начался утомительный подъем на тридцать метров вверх по жиле; этот промежуток между верхним и средним этажами был разбит на десять горизонтов неодинаковой высоты. Лестницы не было, и часто приходилось сильно тянуться с верхней ступени до люка, совершая гимнастические упражнения.

В обе стороны от лестницы тянулись старые выработки — узкие ходы по жиле, масса которой давно уже была вынута и истолчена на фабрике. Оставшаяся пустота частью была заполнена пустой породой — обломками камня из боков жилы вперемежку с обрезками крепи.

Поднимаясь с лестницы на лестницу, пролезая через люки, помогая друг другу в неудобных местах, шли понемногу вверх. Всего труднее приходилось грузному Грошеву в тесных люках и Пузиковой в тех случаях, когда лестница была слишком коротка; ее приходилось или подсаживать снизу, или вытягивать сверху. Первое исполнял Борк, шедший сзади, и ему доставляло большое удовольствие брать молодую женщину за ноги, форма и теплота которых чувствовались сквозь материю шаровар.

Наконец достигли верхнего этажного штрека, который не был заложен пустой породой, потому что служил в свое время для откатки руды. По нему штейгер повернул вправо, чтобы показать экспертам то место, где жила внезапно кончалась, обрезанная трещиной сброса. Это место находилось в ста метрах от подъема.

По штреку сначала было просторно и чисто, но потом началось пространство, где сильно «давило», где каменные массы, оставшиеся над пустотой, после выемки жилы, постепенно оседали от своей тяжести и с страшной силой нажимали. Крепь была здесь усилена толстыми бревнами, проложенными вдоль по штреку под крепью потолка и покоившимися на столбах; но и они помогли только на время, и местами пришлось поставить второй ряд таких «подхватов »; поэтому просвет штрека настолько сузился, что оставался проход только для одного человека, которому приходилось протискиваться между столбами.

Под давлением каменных масс крепь гнулась и ломалась; горизонтальные бревна-огнива и подхваты местами были расплющены в лепешку в промежутке между камнем и верхним концом стойки или были надломлены в середине, точно спички, и выперлись в штрек, образуя над головой колючие, занозистые выступы. Стойки-столбы, поддерживавшие огнива и подхваты, также поддавались под тяжестью; одни были расколоты вдоль, и обе половины выгнуты дугой в разные стороны, другие были надломлены и выпирались коленом в штрек. Протискиваясь между крепью, приходилось смотреть в оба, чтобы не наткнуться лицом на острые щепки, торчавшие то тут, то там из поломанных бревен. Так и казалось при взгляде на эти толстые подпорки, изломанные и исковерканные, что вот-вот они сломаются окончательно, и каменные массы, нависшие над головой, рухнут вниз и раздавят пробирающегося по штреку человека, как давит комара захлопываемая тяжелая книга.

Жуткое впечатление усиливалось тем, что из-за поломанной крепи струилась и капала повсюду вода; благодаря обилию влаги, дерево крепей повсюду было покрыто грязно-белыми полужидкими массами какой-то особенной подземной плесени. Пробиваясь по этому штреку, дни которого, несомненно, были уже сочтены, все примолкли, охваченные жутью и занятые преодолеванием препятствий. Слышны были дыхание людей, плеск воды под их ногами, треск свечей, в которые то и дело попадали брызги с крепей; пламя часто тухло, и приходилось поворачиваться к своему соседу, шедшему сзади, чтобы разжечь свечу.

Но вот впереди послышался шум, делавшийся все яснее; казалось, что там идет сильный дождь. Василий Михайлович остановился и сказал:

— Теперь, господа, берегите огонь, начинается самое мокрое место. Но зато дальше будет совсем сухо.

Прикрывая пламя свечей руками, все двинулись быстрым шагом, насколько позволяла переломанная крепь. Вода уже не капала то тут, то там из-за бревен, а лилась целыми струйками, так что, действительно, получался хороший дождь. Здесь появилась особого рода плесень — в виде тонких нитей, висевших с огнив и подхватов и покрытых, словно мелким бисером, капельками воды, отражавшими огонь свечей. Но любоваться сотнями этих сверкающих нитей, висевших над головой, было некогда, приходилось все время лавировать свечой на ходу то вправо, то влево, чтобы она не попала под струйку воды; все-таки это в конце концов случилось почти со всеми.