Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

— Не правда ли, какая красивая местность? — обратилась Марина Львовна к Борку, делая широкий жест рукой.

— Да, места здесь красивые, но очень пустынные, — ответил англичанин, — и долго жить здесь, должно быть, скучно, особенно зимой.

— Нет, зима здесь отличная, — вмешалась Лидия Николаевна. — Масса солнца, на припеке тепло, если нет ветра. Все горы покрыты неглубоким снегом, и оголенный лес стоит как очарованный. Все чисто, бело, и на душе легко и радостно.

— Словом, настоящая Аркадия, — засмеялся Грошев. — Почему же вы хотите продать рудник и расстаться с ней?

— Это не от нас зависит, — заметил Николай Константинович. — Мы бы с удовольствием не продавали дело и остались здесь. Но такова воля хозяина.

— Однако, господа, пора ехать домой, обед простынет, — напомнил Бубнов, обещавший жене привезти гостей к половине второго и взглянувший на часы.

К шахте были поданы те же экипажи, объехавшие кругом горы по рудовозной дороге; они стояли в стороне, и лошади нетерпеливо позвякивали бубенцами и колокольчиками, отмахиваясь от мух и слепней.

— Ах, как жарко! — пожаловалась Марина Львовна, спускаясь под руку с Борком от шахты к экипажам.

— Отчего же вы не снимете эту толстую брезентовую куртку? Позвольте вам помочь, — предложил Борк.

Пузикова расстегнула куртку, на которой чернели, желтели и белели полосы и пятна грязи, набранной при ходьбе по лестницам и штрекам. Борк стянул куртку с плеч молодой женщины. Марина Львовна осталась в блузке, плотно облегавшей ее плечи. Наклонившись к ее уху, англичанин шепнул комплимент по поводу ее красивого бюста.

— Я тронута вашим вниманием! — ответила она, бросая Борку красноречивый взгляд своих лучистых серых глаз.

Англичанин подсадил ее в трехшпанку, стоявшую последней; остальные уже усаживались по своим местам, и экипажи тронулись. Приходилось ехать осторожно, потому что рудовозная дорога вилась, полого поднимаясь, по крутому косогору и была узка и ухабиста. Борк обнял Марину Львовну, она слегка прижалась к нему, и оба смотрели друг на друга влюбленными глазами, боясь нарушить разговором охватившее обоих сладостное настроение. Колокольцы под дугой и бубенцы на хомутах и шлее лошадей нервно звякали, кучер покрикивал «но, но». Прозрачной зеленой стеной стояли деревья по обеим сторонам дороги, и через просветы слева по временам открывался на секунду-другую вид на глубоко лежащую долину и на дальние горы. Легкие тени ложились на обнявшуюся парочку, по временам гибкие ветви берез низко свешивались на дорогу и заставляли седоков наклоняться. Борк пользовался этим, чтобы крепче прижимать к себе гибкий стан Марины Львовны. Она была без корсета, и рука англичанина ощущала теплоту ее тела.

Но вот дорога поднялась на более пологий и широкий верх горы, и экипажи покатились быстрее, громко зазвенели колокольцы и застучали колеса, можно было говорить, не опасаясь, что кучер услышит.

— I love you, — тихо сказал Борк и, спохватившись, перевел: — Я люблю вас.

— Я немного понимаю ваш родной язык, — ответила Марина Львовна. — И потом, нетрудно догадаться, о чем вы говорите, после вашего поведения в руднике.

— А что же вы скажете мне на это?

— Яков Григорьевич, я ведь замужняя женщина, «я ведь другому отдана».

— Сильная любовь одолевает всякие препятствия, — дипломатично сказал Борк, который пока еще не задумывался о возможных последствиях начавшегося флирта, быстро становившегося серьезным.

Но и Марина Львовна считала еще несвоевременным обсуждать будущее, пока положение оставалось недостаточно определенным. Пока ей нужно было увлечь эксперта настолько, чтобы он обещал ей хороший отзыв о руднике. А там будет видно. Поэтому она воскликнула:

— Не будем говорить о препятствиях. Солнце светит так ярко, природа ликует, и на душе у меня так легко, так хорошо, так хочется жить и наслаждаться жизнью.

— Но вы мне не ответили на слова: I love you! Я повторяю их.

— Я не могу дать на них ответа. Пока еще не могу, — поправилась она. — И вы не настаивайте, Яков Григорьевич. Познакомимся ближе, будем видеться каждый день, беседовать. И со временем я дам ответ.

— Какой я педант! — воскликнул англичанин. — Ведь я уже получил ответ, предварительный, если хотите, но достаточно красноречивый. А хочу непременно, чтобы ставили точку над i.

— Как так, что вы подразумеваете?

— Насколько помню, вы ответили в темноте на мой поцелуй. Или мне это только показалось? — прибавил он с легкой иронией.

— Вам это только показалось, мсье Борк, — рассмеялась Марина Львовна. — Мало ли что в темноте подземного мира может почудиться, когда рядом гремят взрывы. Мне, например, показалось, что ваш коллега Грошев очень нежно целовал мои руки. Но я об этом умалчиваю.

— Этот медведь целовал ваши прелестные ручки! — засмеялся Борк. — Никогда я этому не поверю; он терпеть не может женщин вообще, а таких очаровательных, как вы, — в особенности.

— Мерси! Но Грошев, наверно, тоже не поверит, если ему рассказать, что солидный, серьезный мистер Борк воспользовался темнотой, чтобы попробовать поцеловать замужнюю женщину на шестой день после знакомства с ней.

— Попробовать поцеловать, ха-ха-ха! — смеялся англичанин, которому нравилась эта игра Марины Львовны. — Да я и не думал, не решился бы!

— Вот то-то же! Вы и не думали, а взвели напраслину на бедную, скромную женщину.

Экипажи достигли перевала через гору, и впереди открылся вид на такие же мягкие, волнистые гривы, убегавшие на северо-восток до горизонта, а на юго-востоке плавно спускавшиеся к широкой долине Онона; приближаясь к последней, они становились безлесными и уже пожелтели от жары, вытягиваясь, словно длинные, исполинские змеи, между долинами, ярко зеленевшими своими лугами. Спуск сначала был крут, и ямщики сдерживали лошадей; коренники почти садились на круп.

Но затем дорога повернула по пологому степному склону широкой долины, ярко залитой солнцем, и экипажи понеслись почти в карьер — колеса гремели на небольших камнях; дух захватывало от этой езды. Борк крепко обнял Марину Львовну, и оба молча наслаждались жутко-бешеной ездой. Мелькали отдельные деревья, кусты, старые шурфы и разрезы. Торопливо сторонились рабочие, шедшие на рудник, заблаговременно сворачивали с дороги таратайки, ехавшие за рудой. Слышны были только ровный гул и скрип колес по мелко-каменистой дороге, фырканье лошадей, грохот бубенцов, перезвон захлебывавшихся от торопливости колокольцев и, по временам, взвизгивание ямщиков-бурят, погонявших лошадей.

В стане, у квартиры химика, Борк ссадил свою спутницу, которая хотела еще переодеться к обеду.

— До скорого свидания! — весело сказала Марина Львовна, скрываясь в дверях.