Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

— Что же, посмотрим еще раз, что вы вчера нашли.

Иванов исчезать не собирался, а потоптался, очень по-настоящему поскрипел паркетом, взял карандаш, расправил чертеж и, тыча в него острием грифеля, стал рассказывать:

— Вот отсюда и до сих пор — это результат разведки 1957 года. Прямо под городом вода, огромная линза воды. Правда, глубина порядочная, я говорил — два километра. Вероятно, поэтому находка была признана неперспективной и отчет отправлен в архив.

— Да, да, вероятно, — согласился Згуриди, мало-помалу теряя страх. Боком вышел он из-за стола, стал рядом с новым сотрудником и даже начал рассматривать чертеж. Линза — точно два километра — верно, все сходится.

— Только что приехал директор, я хочу, чтобы об этой линзе мы доложили ему вместе.

Иванов кивнул, скатал чертеж в трубку и стал ждать, а Бронислав Адольфович, чувствуя, что где-то на донышке души все-таки копошится холодный червяк и сосет, сосет, стал готовиться к докладу, раздумывая: нет ли тут во всей этой истории подвоха и не обыкновенный ли жулик новый инженер? Но как он ни прикидывал, получалось — подвоха нет, чертеж отыскала машина, которая жульничать не умеет. Последнее соображение убедило Бронислава Адольфовича, и он, вздохнув, сказал:

— Ну что ж, идемте!

День, обычный день, тащил, как вериги, свои часы по коридорам «Новоканала». Но вот в тихом его течении мелькнул водоворот. Пробежал по коридору, держа наперевес рейсшину, как римский легионер копье, тихий незаметный сотрудник. В комнате, в которой он скрылся, послышался сдавленный возглас, что-то зашуршало, стукнуло, упало на пол. Эти звуки обычно сопровождают в кинофильмах убийство, но на этот раз не убили никого: кабинет, куда вбежал он, был кабинетом второго завсектором Неустроева. Возглас издал заведующий сектором, а зашуршала и упала папка с документами «На доклад», которую уже держал в руках Неустроев, собираясь идти к директору.

— Нет, это вы серьезно? Ничего не путаете? — спросил он незаметного сотрудника. — Линза? Но почему о ней никто никогда ничего не знал? Понимаете ли вы, что все это значит?..

И тут вдалеке раздался крик.

— Неустроева, к начальству!

Не договорив и не успев до конца поразиться, второй завсектором рысью побежал по коридору. То, что он увидел в кабинете директора, не оставило от сомнений камня на камне: на столе лежал какой-то чертеж, над ним стояли наклонившись директор и Згуриди, а какой-то незнакомый Неустроеву молодой человек с бледным лицом и неправильной формы носом объяснял, водя пальцем.

— Тут совершенно ясно... Вот верхняя граница... Вот — нижняя. Два слоя глины, а между ними вода. Запасы огромны.

На деревянных панелях под дуб бродили неясные тени, нежно шелестел и навевал мысли об отдыхе в Сочи или, на худой конец, в Дагомысе вентилятор, мраморный чернильный прибор на директорском столе, в который со времени появления в Посошанске шариковых ручек никто не наливал чернила, высился солидно и располагал к осторожным выводам.

— Итак, что вы думаете по этому поводу? — обратился директор к Неустроеву.

Тот, на лету сообразив, в чем дело и какие оно сулит выгоды «Новоканалу», тем не менее решил, что лучшая тактика — выжидание.

— Интересно, — сказал он, — но надо изучить, посмотреть поглубже... Згуриди ядовито усмехнулся.

— Прошу поручить моему сектору составить предэскизный проект, — с размаху, как рубят лозу, предложил он.

— Да, да, посмотреть глубже, это правильно. Но предэскизный... Не слишком ли это смело?.. Лучше скромнее — подготовьте предложения, рассмотрим их в тесном кругу... М-да, вот именно — предложения.

Бронислав Адольфович с видом победителя посмотрел на Неустроева.

Местный астроном-любитель, который в эти минуты наблюдал через закопченное стекло солнце, с изумлением увидел, что светило неожиданно увеличило свою яркость, ликуя выбросило протуберанец, похожий на саблю, и только потом, успокоившись, принялось светить с прежней силой.

— Пожалуй, даже так: пусть это будет доклад «Наши перспективы», — осторожничал директор. — Только вдумчиво. Прикиньте, кого привлечь к работе. Надежные люди. И посмотрим... Ну что ж — молодцы, молодцы!..

Когда Згуриди вышел из кабинета, он почувствовал, что к нему вернулась молодость. В груди снова упруго и уверенно бьется сердце, в рукавах сорочки перекатываются тугие бицепсы. Вспомнилось золотое детство: вагонетка в парке, промчавшись по нижней части петли, наконец стремительно идет вверх, опускается горизонт, уходят куда-то вниз дома, деревья поворачиваются кронами кверху, уже видны только одни их острые, как пики, макушки. Люди, крошечные козявки, копошатся где-то внизу под ногами. Как хорошо!

Он ворвался в отдел, небрежно бросил Шурочке: «Зайдите, пожалуйста!» — не доходя до кабинета, остановился у окна, подождал и, залитый солнцем, неотразимый и уверенный, сказал, наклоняясь к милому личику:

— Завтра в десять утра. Щучье озеро. У меня большая радость. За вами я заеду. Ваш адрес?

— Улица Костандова, — пролепетала, не в силах сопротивляться, Шурочка.

А когда она уходила, стыдливо придерживая под мышкой ненужный чертеж, Бронислав Адольфович решился: черт с ней, с бутылкой тридцатилетней выдержки! В виду имелась бутылка армянского коньяка, которую завсектором привез из командировки в Ереван и уже давно хранил для события чрезвычайного.

В этот же день, когда в «Новоканале» происходили описанные события, в город поездом приехала наконец кинозвезда, которую так ждал режиссер. Корреспонденту местной газеты (он по совместительству представлял в Посошанске и центральное телевидение) она на перроне, глядя на окна медленно катившегося поезда, сказала, что сценарий захватил ее целиком, что она рада работать с таким молодым и интересным постановщиком и что ее всегда волновала судьба брошенной в реку княжны. На вопрос, правда ли, что ей придется нырять на глубину двадцать метров, и будут ли привлечены для съемки этого эпизода каскадеры, звезда ответила:

— Я никогда не пользуюсь услугами дублеров.

Ответом ей стали аплодисменты встречавших.

Ничего не скажешь, любят у нас переименовывать улицы! Кому мешают трогательные: Сапожная, Торговая, Марьина, Капитанская? Мешают. И появляются вместо них две Черемуховых, три Счастливых, одна Профсоюзная. Веками высилась над холодной северной губой Жироварка, стояли здесь когда-то котлы, и суровые китобои сволакивали сюда туши добытых в океане-море белых китов. Нет больше Жироварки, висят на домах таблички «Сиреневый бульвар». Сроду не росла в заполярных краях нежная сирень... А Заволочь? Давно подбирался к этому поселку хмурый человек в металлических очках, призванный следить за наименованием деревень в области. Очень подозрительным казалось ему созвучие «заволочь» и «сволочь», и вот нет уже никакой Заволочи, а гордо красуется на районных картах и автомобильных схемах — Передовое. И не хочет ведать ничего человек в очках про трудный волок, по которому на катках да с воротом веками тащили здесь из одной, текущей на север, реки в другую, текущую на юг, свои пузатые, полные заморских товаров суденышки отважные кормщики и их команды. А что до сволочей, конечно, полно было тут на перекате, на временной остановке, кабатчиков, игроков в карты и кости, жуликов и просто ночных татей. Историю не поправишь...