Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

— У них, как говорят соседи, еще квартира в городе. Так что она там. Адресок имеется. Все в порядке, дом осмотрел, — милиционер недавно проходил переподготовку и щеголял умением докладывать. — Вещи на месте. Дверь заперта на крючок.

— А что куры? — спросил Пухов.

— Кричат, — подумав, ответил милиционер.

— Значит, не кормлены... Вот что: кур покормите, дом опечатайте, сами приезжайте сюда. Проверьте адрес, предупредите еще раз Зульфию, если она там, что город она покидать не должна.

«Ведь надо же: у скромного завхоза городской бани загородный домишко и квартира в городе! Любопытно... О-о, вот и дождь пошел. Невесело, должно быть, там на кургане».

Это Пухов думал о Матушкине.

Затяжной дождь развесил свои полотнища над посошанскими полями. Потянулись наискосок с севера на запад низкие, с черными ядрами тучи, потемнели и легли за городом травы; коснулись пшеница и ковыль земли мокрыми метелками, бессильными зелеными червяками зазмеились на обочинах дорог упавшие одуванчики. Набухли, потемнели проселки. Пройдет трактор — и словно жирные, нарезанные ломтями черные пироги улягутся в колее. Где-то далеко завывает, гудит, как попавшая на клей муха, мотоцикл — застрял совхозный механизатор, даже он не смог рассчитать силу стального коня и силу жидкой, черно-бурой, разлитой в колдобине глины. Действительно: кто кого?

В такие дни лучше не ездить в город, не травить душу видом ровного, поблескивающего под дождем асфальта, не видеть красочных, сухих магазинов, не завидовать сверкающей разноцветными пластиковыми накидками и простроченными ветровками толпе. Хорошо тем, кто в городе! А впрочем, кому где. Вот здесь, на верхушке кургана ветер, и вязнет в мягкой глине сапог, течет дождевая струйка за воротник, а интересно — все новые и новые загадки: вот тускло поблескивают обнаженные под ударами лопат грубо обтесанные желтоватые камни. Сложены старательным полукругом. Неужто погребальная камера? Свернут набок один камень, и опять неясно — толкнул его, раскапывая, кто-то или так и был положен он рабом скифского воина. А может быть, не то и не другое, не час тому назад и не семь столетий. Лет сто — двести как подобрались к кургану темной ночью неизвестные люди, торопливо вгрызлись лопатами в оплывший земляной бок, пробились к сердцевине холма. Подсвечивая себе фонарями, жадно и пугливо перетирали в ладонях каждый обещающий поживу ком. Вот дошли и до камней. Отвернули один... Грабители. Редкий курган не знал их.

Вот отчего, спустившись в раскоп, Степан Петрович попросил сегодня студентов пройти грабительским ходом. Промокшие, усталые, те нехотя начали копать, но крыша хода тут же стала осыпаться, пробился и захлюпал под ногами ручеек дождевой, проникшей между белыми корнями трав воды.

— Степан Петрович, можно мы в другой раз? — взмолились студенты.

— Когда это в другой?

Но делать нечего, работу в грабительском ходе пришлось свернуть. Ушли в палатку, поставленную у подножья, там прямо снизу в пол выходила кладка камней, пятнами попадались сажа, осколки костей. Зажгли фонарь и стали работать здесь. Не заметили, как прошло время, дождь прекратился, в разрывах уходящих на восток туч показалось небо, степь окрасилась лиловым, красным, синим, по ней поползли тени, на шоссе раньше времени включила фары проходившая мимо машина.

И только уходя уже с кургана, заметил Степан, как в прибитой сапогами траве что-то блеснуло, нагнулся и поднял металлическую белую авторучку: с тупого конца в боку — окошечко, в нем застыли серые цифры: число и месяц. Тронул кончик — засуетились, побежали часы и минуты. Удивился — у студентов таких ручек нет, оглядел серую, промокшую, быстро темнеющую степь, спрятал ручку в карман. Солнце забежало за плоское длинное облако, на соседнем холме выбрался из норы байбак и, посмотрев на Степана и на грузовик, стоявший у подножья кургана, издал долгий недоумевающий свист.

Матушкин торопился. Еще одно дело было намечено у него: забрать из Балочного телегу, которую так удачно приметил Пухов.

Сосед Степняков оказался дома, он охотно проводил Степана Петровича к сараю, открутил проволоку, которой был замотан засов на дверях. Скупой свет, проникнув через крышу и сквозь ветхие, разошедшиеся стены, осветил телегу. В дверях, где толпились пришедшие следом студенты, радостно заухали. С гиканьем выкатили телегу на двор.

— А что, ничего — славная развалина! — потирая руки, сказал Степан Петрович. — Чего доброго, сама по дороге покатится — и в машину грузить не надо.

— Та чего ей делается! — откликнулся сосед. — Сто лет стояла и еще простоит. Считай, лет десять как последней лошади на хуторе не стало. Та какие десять, може, и все двадцать. А телега зроблена на совесть. Для себя кто-то делал!

Достали буксировочный трос и предупредили шофера, чтобы ехал осторожно. Студенты, пока машина не вырвалась на асфальт, бежали с телегой рядом, придерживаясь за нее руками. Но вот мягкое шуршание колес по траве умолкло, телега, скрипя, перевалила через размытый кювет, ударила железными ободьями об асфальт и вместе с машиной остановилась.

Уже темнело, когда странный караван въехал в город. Первый же постовой заливисто засвистел.

— В музей, в музей! — устало крикнул ему Степан, и караван медленно проследовал дальше.

— Ты уж прости, так задержался, — сказал Степан Петрович, входя в столовую, где за супницей, остывающей сковородкой, прикрытой крышкой, и двумя пустыми тарелками сидела, пригорюнившись, жена. — Еле доволок, — и он рассказал о телеге, раскопках и разбойничьем ходе. — Как я через весь город довез этот драндулет, не знаю!

— Я подогрею суп, — сказала Мария Гавриловна и ушла на кухню, а Степан Петрович отрезал кусок хлеба и, жирно намазав его маслом, задумчиво стал жевать.

Скоро Мария Гавриловна вернулась и принялась рассказывать свой день.

— Представляешь, кончила урок, иду по коридору, зовет директриса. Усадила и говорит: «Вот вы классный руководитель, а литераторша жаловалась: вы ведь не побывали у Матрасовой, не знаю, мол, что с ней делать...» А я тебе, Степа, скажу, у Лены я была. Родители тихие, вежливые люди, отец в обувной артели работает, мать уборщица. Дочь как дочь. Ну — рассеянная.

Ну и что? Директриса говорит: «Вы только посмотрите, какие она сочинения пишет!» Я прочитала, говорю директрисе: «Если бы у меня на музыке такое сочиняли, я была бы счастлива». — «Тоже сравнили, — говорит, — то музыка. А это что: «Почему люди переселились с Луны на Землю?» Какие люди? На Луне никогда никакие люди не жили. А это лучше? «Как я спасла Магеллана». Достала бумажку и цитирует: «Темнокожий воин замахнулся, и его копье пронзило мою грудь». Это, мол, было утром по пути в школу, и поэтому она опоздала на первый урок...