Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

Стоит только взять бомбу под мышку, освободить руки... Чиркнуть... Поднести огонек... И вдруг спасительный, животный страх овладел ею — она бросила горящую спичку, швырнула в угол коробок, спрыгнула с дивана и, дрожа, торопливо стала одеваться. Скорее, скорее... По улице она бежала, страшный черный груз в сумочке оттягивал руку. Скорее, скорей! Опомнилась она уже около кладбищенской ограды, без дороги, путаясь туфлями в траве, оступаясь, обошла ее и остановилась, только когда увидела перед собой овраг, густо заросший мелкой колючей акацией и темным шиповником. В кровь царапая руки, сделала несколько шагов вниз, остановилась — сотни шипов уперлись в грудь — заметила дыру под корнями и, наклонившись, — ветка колючками больно резанула щеку и шею — швырнула туда бомбу.

Час спустя она подала на имя директрисы просьбу уволить ее по слабому состоянию здоровья. Та ответила согласием.

На другой день из города на дорогу, что проходила мимо слободки с низенькими мазанками и поникшими от прошедшего днем дождя садами, покатилась телега. Возница шел рядом, на соломе, брошенной на дно ее, сидела молодая женщина в темном платье, в шляпе с широкими, закрывающими лицо полями, за ее спиной — чемодан, сумка и брошенные прямо на солому пакеты. Женщина сидела лицом к лошади, та шла неторопливым шагом, поскрипывали и чавкали колеса — земля в колеях была сырой. Иногда возница шевелил собранные в руки вожжи, и тогда лошадь вздрагивала, налегала на упряжь, колеса начинали вращаться быстрее, грязь под ними щелкала проворнее. Женщина сидела с неподвижным мертвым лицом и молча смотрела поверх лошадиной спины вперед, где раскачивалась и подрагивала однообразная желтая линия холмов.

Степь, которая расстилалась перед ними, тянулась от Паратова до Посошанска, где-то впереди было Балочное, дом, который давно начал стареть, и совсем уже ветхая бревенчатая изба-школа.

ПИТОН — семейство удавов. Сетчатый питон, до одиннадцати метров длиной. Восточное полушарие — Индия, Индокитай, Индонезия.

ЛЕМУРЫ — сем. полуобезьян. Длина тела до 37 см, хвоста до 56 см. Есть крошечные, с хвостом — 12 — 15 см. Шесть родов. Тропические леса острова Мадагаскара.

РЕЕЧНАЯ ПЕРЕДАЧА — на колеса, при переприводном расположении двигателя. Повышенное внимание, осторожность зимой на заснеженной, обледенелой трассе.

ВАНКЕЛЯ ДВИГАТЕЛЬ — роторно-поршневой двигатель внутреннего сгорания, разработан Ф. Ванкелем (F. Wankel). Трехгранный ротор (поршень) вращается в цилиндре специального профиля.

До того как поступить на искусствоведческий факультет университета, я некоторое время был фотографом. Это началось еще в школе. Организовали фотографический кружок, кто-то затащил меня туда. Раз выехали за город, ловить в ручье раков. Было лето, луг, середина августа. Я отошел в сторонку, навстречу мне что-то двигалось: по воздуху плыла огромная зеленая копна, она колыхалась и шуршала, от нее отделялись, падали ломкие зеленые травинки, внизу мелькали короткие, чуть ниже колен, брюки и исцарапанные, сбитые мальчишечьи босые ноги. У меня был с собой «фотокор», я пропустил мальчишку вперед, поднял аппарат, сделал вдогонку снимок. Его взяли на городскую выставку, а потом увезли в Москву. О нем даже писали в газетах.

ЛАЗЕРНОЕ УСТРОЙСТВО — лазер, оптический квантовый генератор, аббревиатура от английских слов Light Anplification by Stimulated Emission of Radiation («Усиление света в результате вынужденного излучения»). Газовые, жидкостные, твердотельные (на кристаллах-диэлектриках, стеклах, полупроводниках).

РИМСКИЕ БАНИ (ТЕРМЫ) — от лат. termale (жар, тепло). Общественные бани, включали горячую (термарий), теплую (тепидарий) и холодную (кальдарий) части. Кроме того, имели парильни, залы для спорта, собраний и пр.

СКРЕБКИ ГИГИЕНИЧЕСКИЕ ДЛЯ ПЯТОК — из инструкции «удалять ороговевшую часть кожи поступательно возвратными монотонными движениями».

Сколько помнил себя Костя Кулибин, они с отцом всегда жили вдвоем и всегда в комнатах, до потолка заваленных старой мебелью.

Каждые три-четыре года они переезжали с одной квартиры на другую. Иногда им отказывали прежние хозяева, иногда какие-то предприимчивые люди обманом уговаривали отца меняться. И каждый раз у подъезда дома появлялся зеленый с разболтанными бортами автомобиль, задний борт откидывали, а из квартиры начинали выносить и укладывать вещи. Получалась гора, из-под которой автомобиль выдавался только колесами и капотом: шкафы высились как горные кряжи, ножки стульев торчали, как пики, а старое зеркало, положенное поверх, светилось осколком ледникового озера.

Комната, в которой последнее время жили Кулибины, была мала сама по себе, посредине ее стоял обеденный стол, его тесным кольцом окружали стулья. Среди них были и гнутые жесткие, темного дерева, которые от века на Руси почему-то называются венскими, были полумягкие с продавленными, обитыми плюшем и бархатом сиденьями, стояло даже кресло с высокой прямой спинкой и выпуклым, протертым до рубчатой лоснящейся основы сиденьем. Кресло и стулья упирались друг в друга, в буфет, в два шкафа, которые в свою очередь плотно привалились к стенам. Буфет был дубовый с резными деревянными украшениями в виде яблок, груш и виноградных кистей, затейливо расположенных на дверцах вокруг медных потемневших ручек, а шкафы — громоздкие, под потолок, с наваленными на них круглыми картонками, в которых когда-то паратовские дамы хранили шляпы, и чемоданами толстой кожи, с ремнями и медными же замками. Редкой струйке воздуха удавалось проскользнуть между этим нагромождением вещей, а стоявший около двери пылесос, обитый, с мятой крышкой, всем своим видом говорил о тщете попыток бороться за чистоту. Всю жизнь старший Кулибин был не в состоянии расстаться ни с одним предметом. Переезжая с квартиры на квартиру, он перевозил даже давно не нужный ручной умывальник. Купленный однажды пружинный матрац укладывался на грузовик и торжественно доставлялся на новое место, хотя металлической кровати, для которой он предназначался, давно не было. Надбитую тарелку или стакан с трещиной Костя мог незаметно выбросить в мусоропровод, разорванные брюки и пиджак с протертыми до дыр рукавами ухитрялся тайком отдать дворничихе, но мебель была неприкасаема.

Костя работал в «Двиме». Есть люди, для которых представить себе, как цепляются друг за друга крючочки и пружина самого обыкновенного накладного замка, — выше их сил и способностей, Костя мог вообразить что угодно: затвор автоматической винтовки, автомобильную коробку передач, башенные часы с курантами. Полузакрыв глаза, он мгновенно соображал, как маленькая шестерня входит в зацепление с большой, мысленно видел, что та сидит на оси, к другому концу которой прикреплен толкающий шток, а свободный конец штока в свою очередь упирается в зубья следующего колеса... «Как это тебе удалось, мальчик?» — спрашивали его в детстве соседи, захлопнувшие дверь: замок Костя, случайно проходивший мимо, открыл за две минуты. Рыжий клок волос, свисающий на лоб, смущенно повисал, Костя краснел, бормотал: «Ну, я пойду!» — и удалялся, равнодушный к похвалам.