Марек Баранецкий - Воля дракона. Современная фантастика Польши [сборник litres]

– С какой целью чудо могло у кого-то отобрать ясность мышления?

Он ожидал, что Сасхес ему не ответит, однако толстый доктор неожиданно быстро вернулся к своей добродушной говорливости:

– О, это очень интересная штука! Сеньор Никосан болел давно и примирился со смертью, некоторым образом даже ее ждал, поскольку его финансовая ситуация… сообщу, что она запутана, и для его семьи было бы лучше, чтобы он умер. Все уже готовились к концу, но тут случилась неожиданность: вчера утром пациент проснулся здоровеньким, словно двадцатилетний молодец. Чудо, несомненное. – Сасхес с триумфом улыбнулся так, словно это было его рук дело. – Сеньору Никосану физически ничего не грозит. А вот зато психически… Бедняга это плохо воспринял, и должно пройти какое-то время, чтобы он освоился. Неисповедимы дела Господни, верно? Где вы найдете такой город, как Соур?

– Что теперь? – спросила Юлия, когда они вышли из больницы на пропеченную солнцем улицу. Жордан непроизвольно прищурился.

– Не имею понятия, – честно признался он. – Мне нужно спокойное место, чтобы все обдумать.

«И поспать, – подумал он. – Не должен я быть усталым в это время, поскольку еще полдень не миновал». Тревожило его это, хотя он всегда мог переложить вину за плохое самочувствие на жару.

Юлия молчала.

– Вы все еще уверены, что удастся найти Клавдию? – немного погодя спросила она.

– Да, – ответил он, хотя уверенности и не чувствовал.

– И что вы с ней собираетесь сделать?

– Наверняка поговорить.

– О том, что случилось в доме?

Он кивнул. Юлия сильно прикусила губу.

– А потом?

– Почему вы, собственно, считаете, будто существует необходимость этого «потом»? – спросил он, и женщина вновь отвела взгляд в сторону.

– Можете вы мне обещать хотя бы выслушать ее?

Вот это он мог абсолютно искренне. Юлия облегченно вздохнула, хотя даже сейчас не выглядела до конца уверившейся.

– Я знаю, где мы можем передохнуть, – сообщила она.

Адам Бабирей жил на окраине города, в двухэтажном, не до конца отстроенном доме. Первый этаж был почти закончен, только в нем вместо окон зияли дыры, не хватало участка крыши, а с террасы неосторожный гость мог запросто упасть на скалы, о которые разбивались волны.

У стен громоздились кучи высушенных на солнце кирпичей. Они выглядели такими древними, словно работу над домом прервали лет двадцать назад и с этого момента строение лишь старело, превращаясь в руины. Сидевший у двери мальчик, увидев гостей, сорвался с места и с криком бросился внутрь, отбросив мячик из цветных тряпок, который подкатился к ногам Жордана. Тот пнул его, и прогуливавшаяся по замусоренному двору курица громко, протестующе закудахтала.

Женщина, вышедшая им навстречу, также явно не вписывалась в ожидания Жордана. Она была неопрятна, с натруженными работой руками, в платке, из-под которого торчали космы жирных волос. Бедна, неопрятна и очень испугана – она явно не могла быть в родстве с Юлией Августиной. При виде гостей она вытаращила глаза и сказала что-то высоким, резким голосом. В нем слышался подпитанный страхом гнев.

Жордан был уверен, что никто и никогда с такой злостью и страхом не приветствовал возвращающуюся в дом блудную родственницу.

– Я происхожу из бедной семьи, – сообщила Юлия, когда четверть часа спустя они сидели на втором этаже.

К этому моменту она уже получила от невестки простое полотняное платье и переоделась в него, на ногах у нее теперь были более подходящие к одежде кожаные сандалии. Несмотря на это, она все еще выглядела дамой. Жордан пил воду, которую принесла госпожа Бабирей – с помощью своей переводчицы заверив, что ничего более ему не нужно, но хозяйка дома не выглядела в этом уверенной. Его присутствие явно ее нервировало, а золовка так и вовсе будила агрессию.

– Прошу извинить за все это, – промолвила Юлия, одним взмахом руки охватывая разваливающуюся мебель, обшарпанные стены и мусор, заметенный в кучки за дверями, а потом забытый. Сеньора Бабирей до сих пор сражалась с хаосом, но войну явно проигрывала. – Вы выглядите кем-то, привыкшим к значительно лучшей обстановке.

– Я привык к лучшей обстановке, – ответил он, – но это не значит, что я не ценю помощь, вашу и вашей невестки.

Юлия знакомым Жордану образом крутила в руках кубок для вина. Через дыры в крыше лился солнечный свет, подсвечивая танцующие в воздухе пылинки. Пахло старым деревом, протухшей едой и мокрой собачьей шерстью. Снаружи долетали собачий лай и высокие голоса о чем-то спорящих детей – их было много, то ли четверо, то ли пятеро. Сеньора Бабирей что-то сказала злым голосом, в ответ одна из девчонок закричала.

– Я выросла в этом доме, – сообщила Юлия Августина с горьким смешком. – Тогда все выглядело лучше… но не очень.

– А где ваш брат? Работает?

Она кивнула, водя пальцем по краю кубка.

– По традиции унаследовал дело от отца. Наверняка вернется вечером, злой и пьяный. – Она подняла на Жордана глаза, и в них блеснул вызов. – Он местный палач, а я дочь палача. Выросла в доме, в который курицы приходят со двора и гадят на мебель.

Не многие женщины решились бы выговорить это, при том сохраняя вид безупречно воспитанной особы. Юлии Августине это удалось без труда. Она могла не быть урожденной дамой, но являлась ею по личному выбору.

Жордану удалось представить ее молодой девушкой, стыдящейся родственников и отчаянно мечтающей об ином мире. Девушкой, приносившей в запущенный, мрачный дом полевые цветы, а потом долго прикидывающей, как разместить их в вазе, не обращая внимания на окрики матери. Может, уже тогда ее окружала та неощутимая аура обаяния и гармонии, которая коснулась Доменика, когда он в первый раз ее увидел.

– И все-таки вам удалось отсюда сбежать, – сказал он.

– О да. Единственным способом, доступным большей части бедных девочек.

– Через замужество?

Она согласилась.

– Он был очень известным художником, значительно старше.

Жордан начал понимать.

– Именно поэтому вы так быстро подружились с Клавдией? Вы увидели в ней себя в прошлом?

Она в очередной раз кивнула, быстро и нервно. Она все еще смотрела на кубок, но Жордан был уверен, что, если бы она подняла на него глаза, он увидел бы в них ту самую настороженность, уже знакомую ему.

– Две духовные сестры, – сказал он. – И две истории, как из книжки, в которых богатый старый человек искусства женится на бедной девушке, хотя, возможно, она влюблена не только в него, а больше в возможности, получаемые с этим замужеством. Что еще совпадало? То, что сладкий сон неожиданно сменился кошмаром?

Юлия молчала. Дети за окном на время успокоились, и теперь было слышно только лай.