В Бирюк - Приступ [СИ]

Я внимательно смотрел на пятнистого Благочестника. Всё мимо ушей. Но текст идёт не для него — для Боголюбского.

— Только я не берендей, я князьям русским не служу. Над тобой, княже Роман, Великий Князь — господин. Этот ли (я кивнул на плачущую от тепла голову на столе) или будущий. Надо мною — никого. Кроме Господа нашего да Царицы небесной. Я князь Андрею сосед. Союзник. Соратник. Надеюсь — друг. Не холоп. Словом таким ты и меня, и князь Андрея обижаешь.

Благочестник смотрел в стол, будто не слыша слов моих. Губы его шевелились. Молится, наверное. Смиряет гордыню свою, утишает гневливость. Раскаивается и умиротворяется. Это хорошо: резаться с ним «грудь в грудь» мне нельзя, а свою свору Ростиславичи так и так на меня спустят. Гневен он или нет — без разницы: убивать меня будут другие люди, спокойные.

Он-то молчит, но другие-то вопят:

— Княже! Андрей Юрьевич! Сей шпынь предерзский князя Рюрика Ростиславича оружничего убил! И многих людей его порезал. Разбой, господине! Свара да душегубство! Ты ж велел казнить крамольников, кто в войске свары затевать будет. Суди этого… шиша злокозненного! Казни по слову своему!

Один из дебелых бояр в окружении Благочестника тряс рукой, бородой и брюхом, призывая Боголюбского к исполнению его приказа по армии, к его любимому делу: суд да казни.

Опять Ванька влетел.

Факеншит.

Будет больно. Боголюбский от слова своего не отступит.

Но тут есть… мелочь мелкая. Андрей — самодур. Но в правовом поле. Едва прозвучало «суди», как у меня сразу возник вопрос: по закону? А по какому? А какая там формулировочка? Дословно, по буковочкам.

«Закон — что дышло. Куда повернул — туда и вышло» — русская адвокатская мудрость.

Пример: в Российской империи дуэли были запрещены. Под страхом смертной казни всем участникам. С любой стороны по любому поводу. Ни одного не казнили. Заменяли каторгой, отдачей в солдаты, переводом в другие гарнизоны, увольнением со службы…

«Незнание закона не освобождает от ответственности. А вот знание нередко освобождает» — Это кто?! А, моё почтение, пан Лец.

«Хочу всё знать» — я. И уже — неоднократно.

У всякого деяния есть… обстоятельства. Давайте обсудим. Приступаю к прению сторон:

— Лжу городишь, боярин. Клепаешь не знаючи. Ни одного боярина я не убил. Был там один дурень, старый да пьяный. На тебя похожий. Кинулся с мечом на моего гридня. Гридень в сторону отошёл да защитился. Дурень на клинок с разбегу и накололся. Кто меч первый достал — того и свара.

— Лжа!

— Цыц! (Боголюбскому надоело). Дяка. Скажи что видел.

Удачно: десятник княжеской дружины — лицо не аффилированное, авторитетное, видел своими глазами. Потом дал показания Асадук. В духе:

— Те — лежат, эти — стоят, стрелы — торчат. Стрелы — в конях только.

Со стороны обвинения вызвали того парня, из прыщей смоленских. Он мялся, но:

— Не… на меня не кидались… не, с коней упавших вытаскивать не препятствовали… оружничий с конём упал, следом другой конь, через голову да боярину по спине, тот и…

Боголюбский фыркнул и резюмировал:

— Дурень с мечом кинулся. Его вина. Поделом. Был бы жив — сказнил бы. Чтоб другим не повадно было. Оружничий, не разобравши, не расспросивши, мечи в гору да в драку. С коня упал и расшибся. На то воля божья.

Абсолютно согласен: несчастный случай на транспорте. Покойный скакал-скакал и… ск а кал. Виновник смерти — лошадь. Можете её скушать. В порядке исполнения наказания.

Боголюбский, наклонившись вперёд, оттопырив, по обычаю своему, голову назад, вновь обвёл своим «высасывающим» взглядом присутствующих, особенно останавливаясь на смоленских, на Попрыгунчике с Благочестником.

— Кривду клепаете? Лжой кормите? Свои помилки на любого-всякого перекладываете? Хорошо, на Воеводу Всеволжского нарвались — он труса не празднует. А попал бы иной воин добрый? Оболгали бы, заклевали. Меня бы дураком, обмана покрывателем, выставили?

Вдруг резко встал с места, опершись тяжело на стол, приказал:

— Идите к полкам своим. Да вталдычьте людям, наконец! Я разбоя, ссор, грызни в войске — не потерплю. И обойти меня не надейтесь. За всяку неправду взыщу, не помилую. Ни род, ни честь — защитой не будет. Идите. Ну!

Рявкнул. Наругался на светлых князей да высокородных бояр как на мальчишек несмышлёных. Выгнал. Они тут, типа делом занимались, советы советовали, а их из тепла да в сырость… «идите в полки».

Штабной народ засуетился, зашевелился и рассосался. Благочестник тяжко выбрался с лавки из-за стола. Потом, задрав гордо лицо с не утратившими яркости пятнами, прошествовал на выход. Следом зашуршали и прихлебатели с лизоблюдами.

Андрей проводил выпроваживаемых взглядом, постоял, разглядывая голову Жиздора перед собой, мотнул мне головой: «Садись рядом».

— Что, думаешь — войне конец? Главному супротивнику голову ссёк — можно домой вертаться?

Ответил бы «да» — сказал бы приятное. Но я честно пожал плечами:

— Не знаю. Хорошо бы.

— Нет. В городе брат его Ярослав. Кияне биться хотят. Оденут ему бармы да встанут на стены. А войска у них много.

О! И этого я знаю. Боярин, не старый, но с совершенно седой, серебряной, половиной русой бороды. Вратибор. Постарел, серебра в бороде уже три четверти. Что-то вроде личного нач. штаба у Боголюбского. Сталкивались мы и в Янине в походе, и в Боголюбово «на завтраке». Говорит негромко, мало, когда Андрей велит. И говорит умно. Но тут он ошибся:

— Бармы — вряд ли. Клейноды Жиздор с собой вёз. Ныне у меня лежат. А войско, со слов пленников, в Киеве такое…

Я воспроизвёл показания Боброка. Вратибор покивал, подтвердил Боголюбскому:

— Похоже. И наши перескоки об таком говорят.

— А нас что?

— А у нас…

Получив кивок князя, боярин дал краткую сводку союзного войска.

Увы, троекратного численного превосходства, как положено при штурме крепостей, у союзников не было. Хуже: не было и превосходства простого.

В осаждающей армии тысяч двенадцать душ.

Треть: слуги, кашевары, обозники.

Треть: боярское ополчение.

Треть: городовые полки и княжьи дружины.

При равенстве «по головам» (тысяч восемь) бойцов осаждённых и осаждающих, союзное войско сильно превосходит по качеству. И это — не важно.

«Поход» работает как фильтр. В поход идут те, кто может и хочет. А кто не хочет — ищет причины. И находит.

Особенно чётко это видно в боярских хоругвях. Вотчинник должен, «по обычаю», выставить «большой десяток» оружных и доброконных. Плюс ещё столько — «вспомогательного персонала». Так и бывает, если речь идёт о защите вотчины или близком походе при благоприятных условиях. А вот дальний зимний поход против серьёзного противника со взятием самой большой крепости «Святой Руси»…