В Бирюк - Приступ [СИ]

Асадук прошёл вперёд, докладывает Боголюбскому на ухо, на меня поглядывает.

Сары-кипчак. Опять сарит. В смысле: наушничает. А я топаю к нижнему концу княжеского стола, развязываю торбочку…

— Дозволь, государь, подарочком редкостным тебе поклониться.

— Да какие уж тут подарки. От татя да вора. Убивающего добрых людей, воинов православных, прям посередь войска.

На верхнем конце стола, справа от Боголюбского, знакомый персонаж — Роман Ростиславович, светлый князь Смоленский, старший в их роду. Благочестник.

Святоша. Ни шагу без молитвы, без призывов к покаянию, смирению, прощению и от мыслей и дел греховных удалению. Как он детей наделал — представить не могу. Через епитрахиль? — Ор-ригинально… Надо попробовать.

Второе лицо в походе после Боголюбского. По уделу превосходит Боголюбского. Смоленский стол выше Ростовского, княжество богаче. Но — коленом не вышел.

Благочестник лично немало поспособствовал разгрому Долгорукого на Рутце, в котором Боголюбскому разрубили шлем прямо на голове. Княжил в Киеве, пока отец его разбирался с Долгоруким — кому бармы таскать, успел побывать князем в Новгороде, защищал Чернигов от Свояка. Позже (в РИ) Боголюбский будет, после отравления Перепёлки, ставить его князем в Киеве, ещё чуть позже — выгонять за преступление братьев. После смерти Боголюбского сам, после нескольких промежуточных князей, станет Великим Князем. Несмотря на трусость, проявленную младшим братом Давидом Попрыгунчиком в бою с половцами, откажется судить его и, по требованию Черниговского Гамзилы, уйдёт из Киева в Смоленск.

После смерти Ростика Благочестник стал главой семейства. Следуя традиции отца, старался умиротворить, договориться. Для Ростика это было только частью поведения. Он, и в полной благости, любовался на трупы своих врагов, ставил на место даже патриарший престол. Благочестник же воспринял только «елейную» часть манеры отца.

Старший брат должен заботиться о младших. Он и заботился. Но ни поддержать, ни удержать их — не осилил.

Святослава Ропака выгнали из Новгорода. Вернуть его Благочестник не смог. Позже, после «принуждения к миру» с помощью «хлебной блокады», в Новгороде станет княжить следующий брат — Рюрик Стололаз. И его выгонят. Младшие — Давид Попрыгунчик и Мстислав Храбрый — отравят Перепёлку, организуют заговор против Боголюбского. Станут преступниками.

Благочестник трижды, рискуя собой, а позднее — сыном, останавливает Храброго. Но привести его в разум не может.

Такое «миролюбие», передавшись по наследству, приведёт его младшего сына под татарские задницы: один из «авторов» разгрома на Калке, поверивший мирным предложениям монгол. Другой «автор», храбро атаковавший и храбро сбежавший с поля боя — сын Храброго.

Букет личностых свойств, столь удачно собравшийся в Ярославе Мудром, проявившийся во внуке его Владимире Мономахе, хорошо видимый во внуке Мономаха — Ростике, уже в сыновьях последнего распался на составляющие. Целостность «культурной традиции» почему-то перестала передаваться в этой семье.

Оба — и Боголюбский, и Благочестник — воевали в составе враждующих коалиций времён «топтания мамонтов». Оба насаждали православие и строили храмы. Оба, следуя своим отцам, не допускали дробления своих княжеств на уделы, оба пытались укрепит правосудие в своих землях. Они выглядят очень похожими. Будучи совершенно разными.

Я считаю Боголюбского фанатиком. Православия и правосудия. Со странной способностью к инновациям.

Благочестник, на мой вкус — ханжа. Лицемер, прикрывающийся набожностью. Показная добродетельность и тайное нарушение своих же норм. С обязательным искренним раскаиванием, молением, прослезением и умилением.

Ханжество — активно, наступательно, лицемерие — оборонительно. Лицемер — оправдывается, ханжа ещё и осуждает других. Князю положено судить. Вот Благочестник и ханжует. А так бы просто лицемерил.

Коллеги-попандопулы, вот вам точка бифуркации: если бы сын (Благочестник) пошёл бы в отца (Ростика), то ни Жиздора в Киеве, не Великого Княжения во Владимире-на-Клязьме не было бы. Новый «Ростик» «принудил» бы к миру северную и южную столицы, рязанцы и полоцкие с восторгом «легли» под такую власть. Гамзила сидел бы молча в Чернигове, Боголюбский ковырялся бы в Залесье. Страна продолжала бы существовать целостно, «под одной шапкой». Русь Залесская, Владимирская, Московская так и оставалась бы «украиной». Россия… была бы, конечно. Какая-то.

Боголюбский враждовал со всеми. Включая отца и братьев. Убит. Провозглашён святомучеником и предтечей Российского государства.

Благочестник пытался со всеми договориться, обойтись миром, законом, обычаем. Умер своей смертью в окружении слуг и причта. Остался в истории «одним из многих». В общем ряду русских князей этой эпохи.

Благочестник младше не только «коленом», но и годами. Ему тридцать семь, Боголюбскому пятьдесят восемь. «Старший — главный». И — положение просителя: Благочестник спасает своё владение, Боголюбский «снисходит к мольбам всей земли Русской».

«Проситель» — да. «Младший» — да. Но «подчинённый» — нет. Не только по собственному представлению, но и под давлением окружения.

«Короля играет свита» — князя «играют» точно так же.

Вокруг обоих князей люди, которые ещё 10–15 лет назад самозабвенно резали друг друга. Оба князя от немалой части «ветеранов» избавились, Андрей — выгнав бояр отца, Роман — поставив новых, взамен ушедших с Ростиком в Киев, но «закваска» осталась. Подросло новое поколение. Воспитанное на рассказах о славных победах, о том, как «мы тех, трусливых и глупых, вдрызг».

Для обоих князей этот поход — непрерывное мучение.

Для Боголюбского — потому что он оказался наверху расползающейся кучи дерьма, которая есть феодальная армия, «цвет земли Русской».

Для Благочестника — потому что он наверху не оказался.

Как же Жиздору пришлось начудить! Чтобы свести вместе двух этих людей…

Для меня Благочестник личный враг. Не сколько я ему, сколько он мне.

Я его трижды «обесчестил»: с частицей креста животворящего имени Евфросинии Полоцкой, с сестрой его Еленой. И тем, что удачно сбежал от команды «потьмушников-ликвидаторов», посланных по мою душу.

«Никогда не мстите подлым людям. Просто станьте счастливыми. Они этого не переживут» — слова Юрия Никулина описывают конечное состояние. Мы пока — в процессе. Я — в осчастливливании себя, Благочестник — в переживании этого.

— Свят-свят-свят! Святый боже, святый крепкий! Помилуй наш грешных!

— Что княже, знакомого узрел? А, ты ж этой голове кланялся, в Светлую Пасху ликовался, в уста целовал. Радовался, коли сея голова в твою сторону поворачивалась. Вот это ухо — к речам твоим преклонялось, вот эти глаза — на тебя подобру посматривали. Да вот незадача: повстречался «Хищник Киевский» «Зверю Лютому» на дороге. И всё: уж и глаза помертвели, ледком подёрнулись, и уста почернели, высохли. Прежде с них слово каждое ловили с трепетом, а теперь ими и «господи иисусе» не вымолвить.