В Бирюк - Приступ [СИ]

Из всадников: один лежит тихо, другой кричит громко, третий шевелится невнятно. Четвёртый с седла соскочил, шагах в шести стоит, меч в руке жмакает. Хотел, было, вперёд, да передумал.

Костюмчик не дешёвый, под шубой кольчуга, морда лица… вроде что-то похожее где-то… из смоленских прыщей? Пять лет прошло — мальчики мужчинами стали, фиг узнаешь.

Эти видят, что мы резаться не кидаемся, слезла там пара с сёдел, начинают «падаль» свою собирать. В смысле: тех, кто с коня упал.

Тут из ворот, а там толпа народа стоит, издалека любуются…

Эти простые народные развлечения… чтобы кто-нибудь кого-нибудь покусал-позарезал. Гладиаторские бои. В роли рабов-гладиаторов — «цвет земли Русской».

Из ворот выскакивает новый конный ватажок. Десятка полтора. С пиками. И, что особенно противно, с лучниками. Которые стрелы накладывают уже. Факеншит, однако.

Сами — в овчинах, в мохнатых шапках волчьего меха. И морды не русские.

Два раза факеншит: впереди хан Асадук. Этих же и побить нельзя! Да и вряд ли удастся. Тогда — разговариваем.

Третий факеншит! Намордник! Отстёгиваю.

Да за… зафурфыркало оно! Вернусь — мегафон вставлю.

— Сен не истен жатырсын?! (Ты что делаешь?!)

— А ты не видишь? К твоему князю иду. Звал он меня.

— А…? А это?

— Дураки, сэр. В смысле, хан.

Асадук внимательно осмотрел «место происшествия». Задержал взгляд за моей спиной. Я знаю на что он пялится: мои лучники снова наложили стрелы.

Блочные луки — не реверсивные. Изначально отклонённые назад рога похожи на рога натянутого уже лука. При этом видно, что изделие… непривычное. Чтобы степняк не узнал лука?! Нум или коман во всех разновидностях… В темноте на ощупь, вдалеке по звуку… Вплоть до материала накладок, где — лопатка баранья, где — рог олений…

Асадук про мои луки, наверняка, слышал. Какие-то сказки. Но в руки я не давал. А без опыта… определить деталь мелкую: «лук поднят» и «лук натянут»… Разница — в секунду. При втором надо уже стрелять. Без вариантов.

Это как щелчок предохранителя на огнестреле. Хуже: флажок назад вернуть — пальчиком двинуть, а стрелу с натянутого лука снять…

— Парни. Спокойно. Всем отбой.

Мои выдохнули. Стрелы сняли, клинки убрали. Выдохнули не только мои. Большинство — разочарованно. Зрители. Итить их, катарактить.

— Пойдём.

— Погоди, хан. Оставь человека. А то моих опять обижать начнут, они опять ответят. Я не ищу крови. Среди подручников государя.

Объяснять? — Последняя фраза «ставит на место» русских князей и их людей. Одновременно намекая на мои особые отношения с Боголюбским. Причём ни князья, ни их люди к предлагаемому «своему месту» — «подручники» — морально не готовы. «Царственный брат», «возлюбленный сын»… Подручник — ниже. Типа: куда пошлют.

Разговор — публичный. Ни минуты не сомневаюсь, что все мои реплики уже к вечеру будут известны всему лагерю. По сути, я нарываюсь. «Тест на вшивость». Кому мои слова поперёк — проявится быстро. Мне с такими не сработаться.

Кыпчаки Асадука сдвинули с дороги недавних «атакунов». Разогнали зевак. И привели нас, почти под конвоем — пеших посреди конных, под ясны очи предводителя похода, князя Суждальского.

Ну-ну-ну. Я конечно, весь в волнении и тревоге. Но коням-то чуйства пофиг. Так что пару моих бойцов с пустыми торбами под овёс один из кыпчаков проводил на конюшню.

«Война войной, а обед по расписанию». Особенно — для скотины.

Взошёл Ванечка на высоко крыльцо, распахнул двери дубовые, вступил в хоромы еловые. Сидят за столом люди добрые, мужи вятшие, морды кривлены, непроспатые. А во красном углу, под иконами — сам обретается, светлый князь-надёжа Андрей свет Юрьевич, глядит зло, неласково. Взговорил тут князь таковы слова:

— Ну.

Боголюбский был зол.

Это — рефрен. Его постоянная характеристика с начала похода и даже раньше, ещё с Боголюбова.

Я навязал ему личное участие в этом мероприятии. Убедил, логически и психиатрически: «надо, Федя, надо». Он согласился. Умом. Но не душой. Его «крокодил» кричал и упирался:

— Не хочу! Не пойду!

А «обезьяна» тянула поводья и приговаривала:

— Надо. Пойдём. Там будет хорошо. А иначе — будет плохо.

Была бы «обезьяна» послабее — фиг бы я его сдвинул. Но со «слабой обезьяной» он бы и не был Боголюбским, так, одним из десятков вспоминаемых летописями русских князей этой эпохи.

Однако, и «крокодил» у него… «бешеный китайский».

Андрея раздражало всё. И я — больше всех, потому что втянул в это… приключение. Умом он понимал, что я прав, но злился на всё, попадавшееся ему на глаза.

Надо сказать, что оснований для раздражения у него было полно. Такому любителю и «насадителю» порядка, каким являлся Андрей, видеть феодальную армию на марше… до рвоты. Помимо бардака и несуразностей, свойственных движению войск и в Новое время, а здесь просто запредельных, его бесило нарушение иерархии.

У себя он хозяин. Отвечает за всё. Вплоть до прямого канала связи с Богородицей. Его приказ — обязателен для всех. Абсолютные права с абсолютной ответственностью. Ответственность он принял на себя сам. А права «выгрызал» тяжкой и кровавой повседневной работой.

В походе… Его все слушают. Но не слушаются. Приказать городовому полку Овруча взять Гончары он не может. Он может приказать сыну Искандеру, чтобы тот попросил «братана» Рюрика Стололаза, что бы тот приказал тысяцкому Овруча взять Гончары. А если тот — дурак, то снять его нельзя.

А уж убедить кое-каких жмудян не жечь Кожемяки… И подобных ситуаций — каждый день пачками.

Всякий день — совет. На котором «советуются» не только полтора десятка князей, но и их наибольшие воеводы. У каждого — свой. Ещё: командиры отрядов, которые без князей. Полоцкие, князьями посланные, «чёрно-клобучные», князя своего продавшие, черниговские, мимо воли своего князя пошедшие…

«Ноев ковчег». Все ноют. Кому корму мало, кому место не по чести. «Кому — хлеб чёрствый, кому — жемчуг мелкий». Каждой твари — по паре. «По паре» не в гендерном, а в служебном смысле: каждый отряд представляют, как минимум, двое.

Кроме князей и воевод, три епископа: Смоленский, Ростовский и Переяславльский. Эти — вообще толпами. У каждого свой… архи-мандрит. Следом — мадрит, но не архи. Какие-то… прото-попы, квази-попы и гиппо-диаконы. Все длинногривые, долгополые и продолжительно-речистые.

Князья своих пастырей потащили. Для «словом божьим слова княжеского истинности подкрепления».

Как же можно без благословения владычного? — Всяк совет с молитвы начинается и ею заканчивается. Вердикт принимается консенсусом. С одобрения «отцов духовных». Всякое решение перед битвой проговаривается, всесторонне и многократно обсасывается. Как крестьяне землю делят: «удивительно умно». Договариваются не только где кому становиться и когда атаковать, но и, обязательно, как трофеи делить будут.