В Бирюк - Приступ [СИ]

«Одна голова — хорошо, а две лучше». А тридцать три? Так «хорошо», что хоть волком вой?

Хорошо, когда в войске один князь. Тогда и наибольший воевода — один. Воевода командует — князь кивает, подтверждает: пра-авильно говоришь, пра-авильно.

Здесь и князья толпой, и часть командиров имеют от своих, не пришедших сюда князей, «особые полномочия».

Боголюбскому, который с юных лет ничьих советов, чужих указаний не терпел, который часто поступал не только против мнения других князей, но и против воли отца родного… всё это — бешенство постоянное.

При том, что поход, вроде бы, в его пользу. Это же его в Великие Князья ставить идут, это ж за его бармы люди холод-голод терпят, кровь свою проливают.

Рявкнуть, построить — явить неблагодарность. Приходится изображать из себя «свадебного генерала». Благостный символ светлого будущего и торжества справедливости. А он-то — реальный генерал, кавалерийский. Кипящей злобой от своего вынужденного «символизма».

— Здрав будь, государь. Поклон все честной компании.

Кивок Боголюбскому, общий кивок остальным.

Как вошёл, так и понёс. Я. По кочкам. Этикет с вежеством.

Есть нормы, формулы как здороваться с «благородным собранием». С таковым же, но с вкраплением обкорзнённых. Приветствие должно быть длиннее, умильнее и низкопоклоннее. И тут — Ванька Лысый. Вошёл — не перекрестился, к святым иконам — не приложился, святым отцам — не поклонился. Басурманин? Поганый? Еретик? — Хуже: чуженин хренообразный. Чужее Тугарина. Одно слово: папандопуло.

Слово — одно. Но оно аборигенам неизвестно. Вот они и бьются-мучаются. Хочется поименовать. А нечем.

Отдельно: кто кого как поименовывает.

Князья между собой — по имени. Типа, демократично:

— Мы с тобой — родня, рюриковичи, чего нам меж собой чваниться?

Переход на имя-отчество — признак отдалённости, официоза. Можно по степеням родства: стрый, вуй, брат, братан, племяш.

Боярин к князю: княже, господин. По имени-отчеству. Официально, прилюдно: с добавлением титула. Титул бывает обычный, короткий и парадный, полный. Чем длиннее используемый титул, тем больше хочет именующий.

«Ой ты гой еси! Да распресветлый князь Суждальский, да Ростовский, да Владимирский, басурман сокрушитель, поганых истребитель, земли Русской устроитель, веры нашей православной защитник и светоч, Андрей, сын Георгиев, внук Владимиров…» — вотчину просить будет. Или деньгами много.

Боярин к слуге, простолюдину: по имени в уменьшительной форме. Прошка, Ванька… «Мужик» — это уменьшительно. Так-то — муж.

Бояре между собой… О-ох.

Полный боярский титул спроста не выговорить: младший помощник третьего сотника хороброй дружины славного светлого князя Затурлыцкого христом богом спасаемого Святополка Ярополчича честной боярин Елпидор Заподкидышевич…

Поэтому урезают. В меру своего понимания соотношения статусов.

Позже этот дурдом, под названием «местничество», тотально начнётся при Иване Третьем Великом и закончится… Да не закончится оно! Я уже вспоминал страх и гнев многочисленного партхозактива, когда один из докладчиков завершил своё выступление фразой:

— Слава генералиссимус у товарищу Сталину!

Неверное ударение в одном слове титула — до десяти лет.

Коллеги не понимают: цена неверного слова в титуле — голова титулующего.

Можно нарваться и без слов. Пример: съехались на дороге тысяцкий Овруча и стремянной князя рязанского. Кому дорогу уступать?

В рамках своих «земельных пирамидок» они «своё место» знают. А вот при смешении… Причём дело не только в личном гоноре конкретных мужчин. Ежели он уступит, то в него и сверху плюнут, и снизу шипанут.

Князь скажет:

— Что-то ты честь мою худо бережёшь. А поди-ка ты… в вотчину.

Половина годового дохода и три четверти чести — долой. Просто за «пропустил на перекрёстке». «Так-то парень не плохой. Только ссытся и глухой».

Слуги тоже шептаться начнут:

— Наш-то слабоват. Надо от него…

Для слуг «честь господина» как прибавка к жалованию. Они, по величию господина своего, могут других, на их уровне иерархии, нагибать да гнобить. Элементарно: труд свой экономить.

— Ты куда коня ставишь? Здесь моего господина стоять будет. А ты дуй. Вон, за полверсты.

— Дык… Бегать же жь…

— Ничё, побегаешь.

Конюх и конюший — это две такие разницы… Если второй первого без матюков и последующих плетей просто заметил, то — честь великая, «господин добёр быть изволил!». А вот при относительной равности позиций…

При спокойных характерах и наличии доброй воли вопрос превосходства решается по обычаю. У кого борода седее, «старший — главный». По одежде: у кого блямб на узде больше.

Я уже объяснял, что я, мои в такой системе…

— Постой там, возле ведра поганого.

Это даже не Алёша Попович в своём первом заходе к Красну Солнышку, это…

— О! Тараканы расселися. Сбрысь с отседова. До не видать вовсе.

В Московском государстве проблема возникла при расширении княжества. Когда массу провинциальной знати стало необходимо «рассовать по полочкам». Такое происходило долго, Ивану Грозному пришлось в судебном порядке рассматривать с полсотни местнических споров. Всего-то!

В сборном войске конфликты возникают не то, что через день, а ежечасно. Народ горячий, чуть что — железяки наголо. Посмотрите «Русскую Правду» — сколько там статей, касающихся, явно, ссоры, перешедшей в членовредительство или смертоубийство.

«Споры о чести» выкатываются на «высший суд». А кто у нас «высший»? — А вот он, Андрюшенька. Сиди и слушай. Речи бессвязные, мольбы слёзные, суждения бредовые… Рассуди князь, кто выше: дурак слепой или олух глухой?

Отдельная тема: моё обращение к Боголюбскому. «Государь».

Слово на «Святой Руси» известно, но в гос. иерархии не используется. У Карамзина его постоянное «Государь» бьёт по глазам. Пока смысл слова ближе к «господарь», «владелец», «хозяин». Эдакий… имущественный оттенок.

Боголюбский, услыхав такое, отреагировал… позитивно. Он, и вправду, у себя в Залесье — хозяин. А я, таким образом, вывел себя из обще-княжеско-боярской иерархии. Подобно Меньшикову при Петре с его «мин херц».

Я ж — внесистемный! Чуженин чужеватенький.

С прочими? — По всякому. Часто вижу обиженных. Они, видать, о себе, по сравнению со мной, иначе думали. Обиженных богом и так-то много, а нынче и от меня прибавится. Вовсе стада толпами будут.

Обстановка… низкий темноватый обширный зал. Вдоль стены с оконцами — длинный стол. В торце, в правом углу, под иконами — сам. Ну, точно: «свадебный генерал».

На столе… завтрак, постепенно перетекающий в обед. Разруха с объедками. Человек тридцать за главным столом. Ели-пили-угощались. Но не убрались. Ещё человек тридцать — за двумя другими столами поменьше, по лавкам вдоль стен или на ногах.