Фрэнк Герберт - Машина бытия

Один из студентов-выпускников тихо заметил:

– Вы были целой толпой, доктор.

Снова раздался смех. Рассмеялся даже старик Инктон.

– Вероятно, мое поведение показалось немного странным бедняге Карлу, – продолжил Сабантос. – Он вошел в лабораторию и спросил: «Вы хорошо себя чувствуете?» Я в ответ попросил его немедленно прислать ко мне доктора Мармона, что Карл и сделал. Кстати, о Мармоне – вы не знаете, где он?

Аудитория ответила на вопрос гробовым молчанием.

– Его… ищут, – неуверенно произнес Лэчли.

– Понятно, – сказал Сабантос, – но продолжим. Мы с Мармоном заперлись в лаборатории и принялись исследовать происходившее. Буквально через несколько минут мы поняли, что с помощью Соединения можно осознанно направлять сознание объекта на любой хронологический слой его генетического наследия. Само сознание при этом освещается присутствием любого его предка по выбору. Мы сразу поняли, что это открытие позволит абсолютно по-новому интерпретировать концепцию инстинктов и теорию хранения памяти. Сказать, что мы были взволнованы – это значит не сказать ничего.

Тот же студент снова задал вопрос:

– Этот эффект угас со временем, как у всех нас?

– Приблизительно через час, – ответил Сабантос. – Конечно, полностью он не исчез, и вы сами хорошо это знаете. Этот древний гоплит все время, так сказать, со мной – вместе со всей остальной толпой . После приема ничтожной дозы Соединения 105 гоплит снова появлялся во всем своем великолепии – я обладал его памятью целиком вплоть до зачатия следующего в его роде моего предка. Были и некоторые перекрывания – воспоминания о более позднем времени, о параллельных линиях и позже родившихся братьях. Конечно, я проник и в память его предков по материнской линии, причем у двоих из вас были абсолютно идентичные переживания. Самое главное во всей это истории то, что поразительно точное обладание памятью этого гоплита было узлом, вокруг которого группировалась подлинная история того периода. На самом деле, это было первое откровение о том, что большая часть писаной истории – полная чушь.

Старый Инктон подался вперед, хрипло кашлянул и спросил:

– Доктор, но не кажется ли вам, что сейчас самое время что-то с этим делать?

– Именно для этого мы здесь и собрались, – ответил Сабантос и подумал: «Мармона до сих пор нет. Надеюсь, Джош знает, о чем говорит. Но нам надо еще потянуть время».

– Так как лишь немногие из нас знают полную историю наших сенсационных открытий, мне хотелось бы вкратце коснуться этих открытий, – сказал Сабантос. Он пустил в ход самую обворожительную свою улыбку и кивнул Лэчли. – Профессор Лэчли, историк – координатор этой фазы нашего исследования, продолжит рассказ.

Лэчли откашлялся, многозначительно посмотрел на Сабантоса. «Мармон что-то заподозрил? – спросил себя Лэчли. – Нет, он не мог этого знать… но подозревать мог».

– Здесь сразу сталкиваешься с несколькими очевидными аспектами, – заговорил Лэчли, отвлекаясь от Сабантоса и неприятных мыслей о Мармоне. – В том, что касается великих исторических событий – например, какой-нибудь битвы, – мы находим множество свидетелей в стане победителей, но их практически нет в стане побежденных. Скажем, с помощью перекрестных ссылок внутри даже этой малой группы, например, мы находим поразительно мало сопряженных и случайных воспоминаний о Троянской войне со стороны троянцев – это воспоминания нескольких женщин, но очень и очень немногих мужчин, и это неудивительно, потому что родословные большинства мужчин пресеклись.

Лэчли почувствовал, как нарастает напряжение в аудитории, и испытал прилив ревнивой зависти. Они так не отвлекались, когда говорил Сабантос. Причина была очевидной: Сабантос давал, так сказать, самую «горячую» информацию.

Лэчли выдавил извиняющуюся улыбку:

– Хотите немного грязи?

Черт возьми, они на самом деле оживились!

– Как подозревали многие историки, Генрих Тюдор – и наше исследование это доказало – на самом деле приказал убить двух принцев в Тауэре… и одновременно развернул пропаганду против Ричарда III. Генрих действительно оказался настоящим злодеем – коварным, жестоким, трусливым убийцей, – политические убийства были неотъемлемой частью его правления. – Лэчли вздрогнул. – А благодаря своей ненасытной похоти он стал предком многих из нас.

– Расскажите им, кто такой честный Эйб, – сказал Сабантос.

Лэчли поправил очки, коснулся пальцем угла рта и сказал:

– Авраам Линкольн.

Лэчли произнес это тоном дворецкого, объявляющего о прибытии нового гостя на званый вечер. За этой фразой последовала долгая пауза.

Наконец, Лэчли снова заговорил:

– Для меня это было самым большим разочарованием, которое сильно меня расстроило. С детства Линкольн был моим героем. Как известно некоторым из вас, генерал Батлер был одним из моих предков… и именно это опечалило меня больше всего.

Лэчли сунул руку в карман, извлек оттуда листок бумаги и некоторое время пристально его изучал. Потом он снова заговорил:

– В дебатах с судьей Дугласом Линкольн заявил: «Честно и правдиво могу сказать вам, что я никогда не был за то, чтобы неграм предоставляли гражданство. Я не поддерживаю и никогда не поддерживал идею социального и политического равноправия белой и черной рас; я никогда не был за то, чтобы негры становились избирателями или присяжными; я никогда не был за браки между белыми и черными. Помимо этого, могу сказать, что существуют такие физические различия между представителями белой и черной рас, которые, как я полагаю, навсегда исключат их равноправное политическое и социальное сосуществование. Ввиду невозможности такого сосуществования – хотя они остаются жить среди нас – общество должно быть разделено на высших и низших, и я, как и многие другие, склоняюсь к тому, чтобы в роли высших утвердились белые люди».

Лэчли вздохнул и вернул листок в карман.

– Однажды в разговоре с Батлером – и это самое печальное – Линкольн предложил выселить всех негров в Африку. В другой раз, говоря о «Прокламации об освобождении рабов», он сказал: «Этого достаточно, если этот шаг позволит сохранить Союз. Но мне, как и всякому мыслящему человеку в Республике, ясно, что Верховный суд объявит эту прокламацию противоречащей Конституции сразу же по окончании военных действий».

Сабантос решил вмешаться:

– Кто из вас понимает, сколько здесь таится подводных камней?

Присутствующие дружно посмотрели сначала на Сабантоса, потом на Лэчли.

– Услышав свидетельства непосредственных наблюдателей событий, – продолжил Лэчли, – вы непременно найдете письма и другие документы, подтверждающие какой-либо факт. Это просто удивительно, как ловко люди умели прятать свои бумаги.