Генри Олди - Один плюс один

Ад, конечно же, вполне научно-фантастический («Восьмой круг подземки»). Причем это НФ-Ад, можно сказать, в самом чистом виде. Строго по Норберту Винеру: техника, развиваясь по своим, ей одной ведомым законам, превращается из полезного и удобного способа передвижения в жуткое средство человекоистребления. Тут бы восхититься фантазией автора (Co-o-o-ol! Ye-e-е!) — и свернуть прочь от эскалатора, ведущего в преисподнюю. В конце концов, можно и на автобусе… Или нельзя? Ведь если Ад выдуман, значит, кому-то это нужно? Ведь прошел-таки Данте! А если пройти, если не испугаться, то тогда откроется главная Тайна. Смертоносная DOOM-подземка — еще вовсе не пекло. «Это как чистилище. Кто прошел его — очистился, кто не прошел — попал в ад». А пройти, и это, пожалуй, главная мораль, одному невозможно. Даже если твой напарник — слабак, даже если его придется тащить на горбу…

Умирают в одиночку, спасаются — вместе. Избито? Старо? А вот и нет! С нелегкой руки Говарда (и Берроуза, и тьмы их продолжателей) идея сверхчеловека-одиночки по-прежнему очень популярна. Но даже если согласиться, что Конан — боевая единица сама в себе — способен лично сокрушить всех (ну, вообще всех !), все равно останется вопрос: а дальше? Поле, которое ты усеял мертвыми костями — это ли дорога в Рай? Не скучно? Не противно? От смрада не воротит? А Рай по-прежнему так далеко!

В последнем рассказе («Ступень») автор все свел воедино — и то, что уже было, и то, что хранилось в резерве ради подобного случая. Новое — это прежде всего бессмертные аккорды «Deep Purple», звучащие прямо в эпиграфе (Дмитрий Громов среди прочего — автор монографии, посвященной «Темно-Пурпурным»). Вот она, дорога в Небо! Пройти, конечно, ее нелегко, ибо на пути, как и полагается в притче, громоздятся соблазны, а человек слаб… Интересно, что в качестве проводника по пути на Небеса выступает не кто-нибудь, а писатель-фантаст. Рок и Фантастика — дорога в Рай! Чем не слоган поколения, вступившего на стезю НФ в далекие 80-е?

И вот ты — почти в Раю. Почти. Под ногами — небо, дорога открыта. Но! Опять-таки, знакомое «но», уже звучавшее в сходной ситуации («Точка опоры», помните?). Спасаются вместе, да и скучно будет в Раю без компании. «Звезды подождут… Он нужен здесь, на Земле». Да, звезды подождут, есть у нас еще дома дела!

Притча окончена. И проще всего подвести вполне логичный и оптимистичный итог. Мол, автор, несмотря на несколько непривычный антураж, всецело остается в рамках столь любезных нам заплесневелых общечеловеческих ценностей; и даже светлогорящие тигры своим рычанием лишь подтверждают сию очевидную истину. И тот путь, который предлагает нам Дмитрий Громов, — это хорошо известная всем нам дорога, вымощенная желтым кирпичом, ведущая сквозь тернии к звездам…

Все так, но только до определенного этапа. Шажок, еще шажок — и дорога из желтого кирпича становится «Путем проклятых».

Автор предлагает читать свою повесть под музыку — и даже подробно расписывает, какую именно. Признаться, не решился; в результате, конечно же, кое-что потерял — прежде всего, в эмоциональном плане. Зато очень серьезно отнесся к иному совету, помещенному вначале: «…Не ищите тут положительных героев. Их здесь нет». На первый взгляд все понятно: честный совет честного писателя. А вот на второй…

Во времена давние, когда Голливуд еще только становился Голливудом, даже самые раскованные режиссеры были вынуждены считаться с очень жесткой цензурой. Да-да, именно цензурой, запрещавшей почти все, даже поцелуй в кадре. Ну, поцелуй — ладно, но все прочее тоже не рекомендовалось. Например, нельзя было снимать кино о гангстерах. Как можно, чтобы о таких негодяях — и фильм! А если дети увидят? Да, обидно, тем более времена были самые подходящие: Капоне, Диллинджер, Голландец Шульц. О таком — и не снимать! Выкрутились, конечно. Фильмы все-таки начали ставить, но с обязательным предупреждением на весь экран. Мол, уважаемые зрители, мы покажем вам фильм о мерзавцах, которые очень-очень плохие, поэтому подражать им ну никак нельзя! В общем, Минздрав предупреждает. Кадр кончился — и поехали! Все остались очень довольны.

Положительных героев нет? В принципе, да. Какие из вампиров положительные герои? Но вот притча (во всех смыслах)! Автор ведет рассказ от первого лица — и сразу все начинает выглядеть иначе. От первого лица — значит, мы видим происходящее глазами этого самого неположительного. Всякий же, о себе повествующий, делает сие с неизбежным сочувствием к объекту — к самому себе, ясное дело. И вот мы уже погружаемся в бездны его сознания-подсознания, чувствуем его боль, радуемся и печалимся вместе с ним. И, осуждая этого неположительного, мы вынуждены в какой-то мере осуждать и себя ! Себя, такого любимого! Рационально, конечно же, сможем, а вот глубже, на уровне эмоций… С одной стороны, герой себя оправдывает (а как же иначе?), с другой — мы, безо всякого даже хотения, начинаем сами его оправдывать! Ведь привыкли, почти что слились, особенно если герой-рассказчик знает свое дело.

Ладно, согласимся. Положительных героев в повести нет. А кто есть?

Вампиры появились в фантастике не так давно, чуть более века тому назад — позже, чем космические ракеты и подводные лодки. Зато славу приобрели поистине ни с чем не сравнимую. Чуть ли не половина нынешней фантастики вышла не из пресловутой гоголевской «Шинели» (и даже не из его Диканьки), а из черного плаща графа Дракулы. И ничего поделать нельзя. Сколько авторов пытались, так сказать, переломить ситуацию, показать, что вампиры «не есть хорошо» (ну, точно как с гангстерами в раннем Голливуде!), но «старая романтика, черное перо» вкупе с тем же черным плащом по-прежнему влечет, тянет, заманивает. «…Неповторимое ощущение мрачной романтики СМЕРТИ» — как бы походя, роняет автор в предисловии. И — ставит восклицательный знак.

Не будем задумываться, отчего так. Примем как данность. Тем более повесть «Путь проклятых» — не случайный эпизод в творчестве Дмитрия Громова. Писалась много лет, переделывалась, шлифовалась. Значит? Если вампиры «зажигают» — значит, это кому-нибудь нужно?

Прежде всего о «мрачной романтике» . Ее-то в повести, считай, и нет. Ну, вообще! Конечно, главный герой то и дело отмечает красоты ночного пейзажа — и прелесть нетопыриного полета под звездами. В этом виден его несколько эстетский склад характера, не более. Ничего специфически «вампирячего» в такой романтике нет. Выйди в полночь за полночь на улицу, вдохни прохладный воздух… Само же существование вампиров, если верить Дмитрию Громову, обыденно до крайности. Поесть, поспать, поспать, поесть, далеко убежать, хорошо спрятаться… Ну, кино, ну, поздние гости, ну, девица-вампирица. Жизнь как жизнь, скучновато, монотонно — что герой и констатирует. Раз в несколько лет — встряска с неопределенным исходом, как в старом фильме «Морозко» («Мы побьем… Нас побьют…»). В общем, быт, обыденная вечность, тянущаяся удавом по стекловате. Остается лишь посочувствовать герою… Или не стоит?