Генри Олди - Один плюс один

Вот тут-то рассказ, ведущийся от первого лица, необходимость глядеть на мир чужими глазами, начинают искажать реальность. Герой выписан выпукло, ярко, мы втягиваемся, невольно покрываемся его холодной кожей. И вот уже мы прячемся от солнечного света, ежимся от близости серебра… Но прежде чем апрельской льдиной растаять в море сочувствия, вспомним самое простое и очевидное. Вампир — это в первую очередь не любитель ночных полетов и рок-музыки. Это, извините, тот, кто нас кушает. Регулярно и с немалым аппетитом, «…и очнулся я в окровавленной постели, и завыл от бессилия, глядя на разорванное горло и остановившиеся глаза еще недавно так страстно целовавшей меня женщины». Романтика? А ведь автор предупреждал! И даже подчеркивал:

Я исправно чавкал, булькал, сопел, разодрал парню горло чуть ли не надвое, вымазался в крови — и в таком виде обернулся к Ней.

Аттракцион «Упырь за обедом».

Смотри, смотри, девочка! Вот она, «романтика»!

Конечно, герой на то и герой, чтобы сглаживать подобные «углы». Затмение нашло, понимаете ли, а вообще белый я и пушистый. И не просто белый и пушистый — почти Бэтмен, тот ведь тоже из нетопырей. И если кушаю, то, как правило, не доверчивых девушек (эксцесс! эксцесс!), а страшных и мерзких негодяев, которым туда и дорога. Чистильщик я, санитар городских джунглей! Почти тигр! А что? И охочусь ночью, и клыки похожи…

Преувеличение? Конечно, но не принципиальное. «Тигриность» вампиров (конечно же, «хороших» вампиров) так и проступает, причем не столько во внешности и повадках, сколько в самом авторском замысле. Тигры Дмитрия Громова — тоже не вегетарианцы и тоже не против, чтобы клыками в горло. Но кушают не положительных, а отрицательных. Эксцессы, они же затмения, конечно, случаются…

Мораль? Да какая у тигров мораль? Ясно какая — тигриная. Ну, а у вампиров — соответственно. Те же, кого кушают, едва ли поймут изыски подобной житейской кулинарии.

Значит? Значит, каждому — свое, человеку, тигру, вампиру. И если мы решимся принять правила страшной игры в не-мертвых (подобно главной героине повести), все становится на свои места. Вампир со «знаковым» именем Влад — конечно же, хороший вампир (без всяких кавычек). И ведет он себя правильно, порой даже героически — как вампир . А нравится ли это нам, как людям , не нравится… Вампиры нашего сочувствия не ищут, разве что чуть-чуть. Иногда. Порой. Как и тигры.

Впрочем, все еще сложнее. Головоломные и горлогрызные приключения героев, все дальше и дальше уходящих по Пути Проклятых, имеют неожиданный, «неклассический» финал. Неожиданный в смысле традиций вампирской литературы, но зато вполне в духе уже известных нам рассказов Дмитрия Громова. Победить монстра — значит победить себя самого. Вампиры (очень хорошие вампиры), сами того не замечая, перестают таковыми быть. И вот их уже и солнце не жжет, и серебро не убивает, а главное — кончился Путь, тот самый Путь Проклятых. Впереди нечто вроде Чистилища, а уж за ним!.. Даже теоретическая база подведена: «У вершины горы все пути сходятся. Путь Проклятых, Путь Праведников — какая разница?» Почти по Пелевину. «Сила ночи, сила дня…»

Герои остаются героями, как же иначе? Герои отворачиваются — и от сомнительной философии, и от врат, за которыми обеспечена райская карьера. На то и герои! Тем паче они вроде уже и не вампиры, и глотки перегрызать не надо… Хеппи-энд? Вставляем в CD-проигрыватель компакт-диск группы «Metallica» из «черного» альбома 1991 года и задаем максимально возможное количество повторов?

Стойте, стойте, надо же героев дослушать! Они же теперь совсем белые, совсем пушистые, абсолютно добрые, они сейчас нам истину изрекут! Ну?!

Что может быть сладостней этого пьянящего глотка безумия, глотка Вечности и мрака?

Глотка свежей крови, когда чужая жизнь перетекает в тебя?!.

Разве что смертное блаженство, которое дарит умирающему поцелуй вампира!

Все ясно? А теперь — дискотека!

Книга дочитана, герои ушли отдыхать, тигры прикорнули под сенью зреющего манго… Странно, но миры Дмитрия Громова, несмотря на вампиров, пришельцев и все тех же светлогорящих, по-своему очень уютны. Но это не уют гостиной с плюшевым диваном — скорее нестойкий покой пропахшего порохом окопа после танковой атаки. Отбились, победили, живы… Новый бой только завтра, значит, впереди целая бездна времени, целая Вечность. Можно не спешить, не считать затяжки, не давиться морковным чаем — и всласть беседовать. О чем угодно: о космосе, о маленьких и зелененьких, о том, чем бластер превосходит обычный лазерный излучатель. Да хоть о вампирах. Хорошо, лучше не бывает! Если бы еще гость на огонек заглянул, тот самый, из глубины полночной чащи! Ого, неужели он? Ну, спасибо, не забываешь!

— Не за что, — ответил тигр.

Это удивительно в первую очередь для меня самого. Пожалуй, я никогда не скрипел зубами по ночам от страстного желания увидеть свой поэтический сборник. Только стихи: одинокие, полузамерзшие бродяги на снежном поле бумаги. Обучившись трем знаменитым аккордам, я напевал их в компаниях и в спектаклях; бывало, читал, чтобы не сказать хуже — декламировал — милым барышням, любимой жене, друзьям, коллегам и почтенной публике, оказавшись в очередной раз на сцене; с удовольствием «точил рифмы» внутри прозаических книг, раздражая одних, других оставляя равнодушными — и, смею надеяться, радуя третьих…

Началось это странно, чтоб не сказать — комично.

Отчего люди, разумные, добропорядочные существа, вдруг начинают говорить стихами? От любви, взаимной или несчастной. В приступе безумия. Повинуясь возвышенным порывам, подчиняясь ревнивой владычице-Музе — или хотя бы из вредности, желая досадить сопернику рифмованной гадостью пасквиля. Так или иначе, я впервые съехал на поэзию «от ремонта». Мы перебрались в новую квартиру на улице Петровского, бывшей Бассейной — помните? «Жил человек рассеянный на улице Бассейной…»? — и, глядя на воцарившийся хаос, смешной семилетка-первоклассник вдруг разразился поэмой.

Вот такая вульгарная лирика. Вот такой лирический герой среди мешков цемента и кирпичной крошки. Мой отец, эстрадный артист и драматург, увидел в этом перст судьбы. Ну и я не подкачал: вскоре родились «Источник заразы» (о стае дворовых кошек, подкармливаемых добрыми соседками), «Мат» (о спортивном мате в палисаднике, а не о том, о чем вы подумали), «В зоопарке я и Вовка…» — и романтическая «Баллада о Робин Гуде», чудачка в зеленом плаще, чудом затесавшаяся в компанию пролетариев от сатиры.