Генри Олди - Один плюс один

Холодна ты, любовь осенняя…
Может, выплыву во спасение?!

Без лихачества, без риска,
Без бахвальства
Жизнь тянулась, как ириска
В детских пальцах.

Здесь конфетка, есть,
Только жалко съесть.

Кто-то там, кое-где,
Выйдя по большой нужде,
Потерял приставку «де»
К собственной фамилии.

Ах, бурьян на борозде,
А на клумбе — лилии!

Так проходит мирская слава:
Ты — налево, она — направо,
И когда где-то крикнут: «Браво!»,
Это крикнут, увы, другим.

Братец, нервы побереги.
Пусть идет на панель, шалава.

Проживи жизнь, брат,
Перейди поле.
Встретимся на краю —
В тихом адском раю

Счастливой боли
И злого добра.

Мы — яблоки, надкусанные жизнью.
Мы — райские.
Любили, ненавидели, дружили
По-разному.

Для яблок нежеланье в гроб ложиться —
Заразное…

Безмятежен, безнадежен,
Безответен, наг и сир,
Рыжий клоун на манеже
Молит: «Господи, спаси!»

Тот не хочет.
Зал хохочет…

На блюдце рюмка —
Пустая.
Яблоком хрумкну —
Устану.

Ночь тянет руку
Меж ставней…

Глаза зарастают снами.
Ослепла.
Поблекла.
Кто движется вместе с нами —

Из пепла?
Из пекла?

Продается сцена.
На рампе — ценник.
С театром вместе.
Что?

Торг
Уместен.

Отвори
Створы жил!
Скрип двери.
Мы внутри.

Кто здесь жил?
Говори!

По сужденью «ляполова»
В книгах — сущая полова
От стерляжьего улова
И до рецептуры плова.

…у остывшего костра — се ля ви! —
Судит толстенький кастрат о любви.

Не пир во дни чумы — чума во время пира!
Двенадцатая ночь? — нет! дюжина в ночи!
О, пушкинский хорей, ямб Вильяма Шекспира —
Легко вам подражать! Так в унисон мечи

С монетами звенят, так рыло у тапира,
Как хобот у слона, подобием торчит…

У любви, как у пташки, крылья,
Клыки пантеры, драконий хвост,
Бандерилья, Мадрид-Севилья,
Твоя мантилья, мерцанье звезд…

Половое грозит бессилье,
Коль неразборчив и в связях прост.

Я знаю много умных слов,
От новых до старья,
Чтоб громко в обществе ослов
Реветь: «И я! И я!»

А длинноухие скоты
Ревут в ответ: «И ты! И ты!..»

Бродит ветер по лимонным рощам,
Ищет эхо смолкнувшего крика.
Расстрелять поэта много проще,
Чем не расстрелять. Да, Федерико?

Бродит ветер с ночи до рассвета,
Ищет сердце мертвого поэта.

Повадка лисья закулисья,
На сцене беспредел и пьянка,
В партере лица, будто листья,
И в ложах лица, будто пятна.

Театр! Гляжу в тебя со дна,
Иначе вечность не видна.

Грозою летней, беспределом шмона,
Горбатым танком надвигался миф.
Прости меня, смуглянка Суламифь,
Прости меня, седого Соломона.

Любовь чумою бродит меж людьми
В безглазой маске вечного ОМОНа.

Когда пройдет мирская слава
Чеканным шагом лейб-гвардейца,
Наступят тишина и слабость,
И никуда уже не деться

От этой гостьи-тишины,
В которой трубы не слышны.

Урони героя на пол,
Оторви герою лапу,
Умори героя папу,
Сунь ежа герою в шляпу.

И пускай сидит герой
В ж…пе, точно геморрой.

Депрессия, озвученная вслух,
Остра, как клык вампира, и внезапна,
Как кнопка, что вам мальчик подложил
Под зад. Затейник юный, он хохочет,

Он кнопкин нож, он клык вампирий точит, —
Колом его осиновым, колом!

Тополиный пух,
Жаркая зима.
Придавив лопух,
Умирает май.

Друга отпою —
Вот и я, июнь…

С трагическою маской на лице
Он был рожден, с ней век недолгий прожил
И умер с той же маскою на роже,
Ужален хищной мухою цеце.

Когда б он улыбался, злая муха
Не села бы ему на кончик уха.

Циничен в меру, в меру похотлив,
Местами грешен, не без покаянья,
Частично бел — архангельский отлив,
Частично черен — адское сиянье,

Фрагментами я червь, я раб, я бог —
Но целиком: шедевр или лубок?

Нас однажды не будет. Понять это очень не просто.
Будет август и солнце, февраль и продавленный наст,
Возле дома взметнутся деревья саженного роста,
Будет день, будет пища… Но все это будет без нас.

Этих слов безнадежную, вялую, скучную тьму
Никогда не пойму. Хоть убей, никогда не пойму.

Я скрою от тебя, как брали Трою.
Зачем терзать любимую жену
Рассказами про старую войну,
Где бились боги, люди и герои?

Когда ночами я кричу во сне,
Ты просто знай: я снова на войне.

На этой сцене у лжи — котурны,
У правды — пестрый колпак.
Мы все в прицеле литературы,
Литература слепа.

В кого ударит шальная пуля?
Давай, родная. Стреляй вслепую.

Когда окинет землю осень
Холодным взглядом живописца,
С нее мы многого не спросим —
Всего лишь заново родиться

Одним коротким словом: «мы».
Мечты в предчувствии зимы.

Спаси мою душу, прозрачный октябрь,
Хотя бы на час, на минуту хотя бы,
Иначе, беглец, я уйду без души
Туда, где сухие шуршат камыши,

И тихо до марта усну в камышах.
Будь ласков, октябрь. Пусть спасется душа.

Я такой же, как вы. Это кажется, будто иначе
Я хожу и дышу, и пишу, и смеюсь, и грущу.
Не сносить головы, раз в козлы отпущенья назначен —
Отпустите меня, или я вам грехи отпущу.