Генри Олди - Один плюс один

О, краткосрочность холодов!
Теснит их солнце, топчут люди.
Пломбиром на весеннем блюде —
Беззвучный плач гонимых льдов,
Пассажи баховских прелюдий.
Но смолк орган
В тиши собора,
И снег растаял у забора.

Мороз не страшен, а смешон,
Как дьявол на подмостках фарса
Смешон и профилем, и фасом,
И надвигает капюшон,
Дабы из тьмы суровым басом
Пугнуть народ.
Народ в восторге
И в ожиданье майских оргий.

А на трамвайной остановке
Фонарь, слепой и одинокий,
Свивая время в тонкий жгут,
Все ждет, когда его зажгут.

Дерись, моя любовь,
Дерись за нас обоих,
За суету сует,
За пламя на мостах,
За ржавое пятно
На выцветших обоях,
За все, что я не смог,
За все, чем я не стал.

И старая любовь
С трудом влезает в латы,
Берет щербатый меч
И ржавое копье,
Ржет из последних сил
Твой Росинант крылатый,
А кажется — труба
Воинственно поет.

Ах, старая любовь!
Ах, бесконечный бой!
А шарик Окуджавы,
Как прежде, голубой…

Сдираю шелуху до горькой сердцевины.
За правдою — обман, и за витком виток,
За пролитым вином — несбывшиеся вины,
За пойманной мечтой — упущенный итог.

Сдираю шелуху — аллегро, престо, скерцо! —
Удачи и беды, аскезы и греха,
До одури боясь, что в центре вместо сердца —
Одна лишь шелуха, пустая шелуха…

Улетели птицы от меня,
Остываю сердцем на бесптичье.
То ли на судьбу теперь пенять,
То ли грош на гривну поменять,
То ли вслед за птицами.
Настичь их
И привет, как приговор, принять.

Когда пентаграммы, иначе — пентакли,
Закружат дома в безымянном спектакле,
И демоны освободятся — не так ли? —
То вздрогнет асфальт под ногой.

И пух тополиный — волокнами пакли,
И с бурсы хохочет угодник Ираклий,
И глотка охрипла, и веки набрякли…
Ты — нынешний?
Прошлый?
Другой?!

Пройдись не спеша от угла до угла,
Дождись, пока в сердце вонзится игла.

Пентакли, динарии, звезды, монеты,
Вселенная — город, а люди — планеты,
Свернешь за аптекой, а улицы нету —
Исчезла, свернулась в клубок.

По позднему мраку, по раннему свету,
От старческих бредней к ребенка совету,
Иди, изумлен, и на участь не сетуй…
Ты — призрак?
Ты — путник?
Ты — Бог?!

Семь пядей во лбу, но ведь пядь — это пять?
Дождись, пока разум уляжется спать.

Пентакль — пять пальцев, пять чувств, пять сомнений,
Цвет солнца над крышей и нивы осенней,
Пожатье руки — связь пяти поколений,
Пять тусклых свечей по ночам,

Рассветные блики, вечерние тени,
Опять двадцать пять — и домашние стены
Укроют от странных, нездешних смятений…
Ты — завтра?
Сегодня?
Сейчас?!

Черти на асфальте таинственный знак —
Рубеж сопряжения яви и сна.

Оконная рама сверкнет пентаграммой,
Брусчатка дороги от площади к храму
И дальше, к базару, направо и прямо,
Как губка, впитает шаги,

Клин ведьм журавлиный — скорее! пора нам! —
Пятеркою римской, клювастым тараном
Ударит в зенит над строительным краном…
Мы — спутники?
Братья?
Враги?!

У старого кладбища звякнет трамвай,
И в пенной сирени угаснут слова.

Пентакли, где вдавлены в центр ладони,
Незримо таятся в молочном бидоне,
В авоське старушки, в разрушенном доме
В витрине, умытой дождем.

Рогатый чертяка, тряся бородою,
Из тихого сквера поманит бедою,
И чад от машин, как туман над водою…
Мы — взвесим?
Измерим?
Сочтем?!

Войди со двора в незнакомый подъезд —
Пентакль не выдаст, пентакль не съест.

Пентакль на погонах, пятерка в кармане,
Пятак неразменный кассиршу обманет,
A «Pentium» дремлет в двоичном тумане
И видит себя алтарем,

Где боги не рады дарованной манне,
Где люди запутались в пестром романе,
Где время течет не часами — томами…
Мы — скажем?
Не скажем?
Соврем?!

Присядь под часами, свернув с полпути,
Взгляни — на часах уже пять без пяти.

В проеме года високосного,
В свинцовом створе февраля,
Сухим ознобом мозга костного
Я чую близость корабля.

Фрегат идет по лужам к гавани,
Ныряет в старый водосток,
За ним несутся псы легавые,
Виляя радостно хвостом, —

Он скоро выплывет к окраине,
Где плоть зимы покрыта ранами,
И там, начало всех начал,
До лета встанет на причал.

Положи меня, как печать на руку,
Положи меня, как тавро на сердце,
Положи меня, как сухарь в дорогу,
Как грозу на дол, как года на старца.

Положи меня — я уже не встану,
Я навеки здесь, я весь был и вышел,
Облака над кручей от счастья стонут,
Родники под кручей журчат: «Мы — ваши!»

Родники журчат, а вода все слаще,
Облака летят без пути, без ветра,
Если я зову, а меня не слышно —
Положи меня песней безответной…

Я жить хочу.
В любое время суток.
В ночи.
С утра.
Я жить хочу.
Не отбирайте, суки!
Не отбира…

Мой любимый город тих и светел,
Догорают лип осенних свечи.
Кто мне шепчет в уши? Это ветер.
Кто идет за мною? Это вечер.

Зябко и просторно в старом сквере,
Зыбь тумана трепетна и нервна,
Если и воздастся, то по вере,
Если не воздастся, то поверь мне.

Вал листвы несется вдоль аллеи,
Пахнет небом, холодом и тленьем —
Осень. Встать с молитвой на колени,
И просить не счастья, а продленья…

Ах, осень — моветон!
Жонглировать печалью,
Как сорванной печатью,
Над пестрым шапито,
И в стареньком пальто
Идти пустынным сквером,
В мечтах, что было скверно,
Но будет лучше, что
В алмазах небосвод
Взойдет над нашим домом,
И ветру быть ведомым
Сквозь ночи волшебство,
А прочие приметы,
Как стертые монеты,
И крылья за спиной,
И старики в пивной…

Напиши стихи про меня,
Про того, кого променял
На щепотку строк, горстку рифм —
Напиши, прочти,
Повтори.