Генри Олди - Один плюс один

Дирижер в переулках смеется, тонкой палочкой режет углы,
А над городом яблоком — солнце, облака, как сугробы, круглы,
И цветущая вишня спокойна за грядущие чудо-плоды,
Потому что, скажите, на кой нам заметать за собою следы,
Уходить без остатка, без звука, без последнего хрупкого «до»,
Что висит, будто сладкая мука, над домами, над горной грядой,
Где антенны, и кошки, и хлопья уходящей до срока весны…
Я не верю, что сломаны копья.
Я не верю, что клетки тесны.

Люди, признайтесь, что я вам сделал?
Встав за столом, не сказал тоста?
Заперт душой в темноте тела,
Тихо прошу, неуклюжий, толстый:

Господи, не обдели смехом!
Смехом не обдели, Вышний!
Милостью, счастьем, удачей, небом —
Это как выйдет, но смехом…
Слышишь?

Мне судьба говорит: «Не лезь!»,
А я лезу.
И стоит судьба, словно лес
Из железа.

Мне судьба говорит: «Постой!»,
А я — ходу!
И судьба — осенней листвой
В непогоду.

Мне судьба говорит: «Дружок!..»,
А я — в лоб ей.
И горит судьба, как ожог,
Хоть ты лопни.

Мне судьба говорит: «Ложись!»,
А я спорю.
И течет судьба, словно жизнь,
Прямо к морю.

Привет, Вергилий, хмурый проводник!
Сегодня я — ведущий, ты — ведомый.
На небесах — чужой, в аду — как дома,

Луч света в царстве тьмы, в песках — родник,
Чужой среди своих, сквозь слезы — смех,
Готов вести тебя я без помех

По всем гееннам мира. Друг мой милый,
Страх нас сопровождает до могилы,
А за могилой он уже не страх,

Сгорев дотла на гибельных кострах.
О, в пекле — тишь да гладь! Иное дело,
Когда душа — заложница у тела,

А тело хочет жить. И вопль души
Лишь подтвердит: все средства хороши
Для достиженья цели. Целься, друг мой,

Вздымай сиюминутные хоругви,
Освой архитектуру на песке,
Сегодня — весел, завтра же — в тоске,

Сейчас и здесь, где хоровод материй
Напоминает хоровод истерик
У дамочек нервических. Вперед,

Всегда вперед, кривя в улыбке рот,
За кругом кругом, за другом — враг, и снова
Опять, всегда, в начале было слово,

В конце был жест, а в середине — мы,
На хрупкой грани вечности и тьмы,
На острие ножа воздвигся дом…

Мы, впрочем, заболтались. Что ж, идем.

И никто не позовет.
Я и сам бы не пошел бы
С вашей развеселой шоблой
В обезумевший поход,
Я и сам бы ни за что
Никуда ни с кем ни разу,
В драном драповом пальто,
С неоконченною фразой,
Исказив ухмылкой рот,
Изваляв в опилках душу…

Я бы зов, как песню, слушал,
Но никто не позовет.

Давай поговорим о нас,
Какие есть, какие были,
Какими будем. Море пыли
Пригасит свет счастливых глаз,
Осядет в горле горьким комом,
Любимых превратит в знакомых,
Друзей — в приятелей. И все же,
Сквозь годы, сквозь мороз по коже,
Давай поговорим о нас.

Давай поговорим сейчас,
Не хороня нас в долгий ящик —
О самых-самых настоящих,
Без комплиментов, без прикрас,
Со смехом или со слезами,
Блестя счастливыми глазами,
Давай поговорим сейчас.

Давай поговорим не здесь
И не сегодня. В странном месте,
Где рубль легко пойдет за двести,
Где хлеб насущный даждь нам днесь,
Где нет ущерба нашей чести,
Где мы — вовеки, где мы — есть,
И сад, обещанный давно,
Стучится ветками в окно,
Цветет душистым белым дымом,
Где мамы вечно молодые,
Где в родниках течет вино,
Где всем воздастся по заслугам
Или по вере — свет и тьма
Узлы мирские вяжут туго:
Иному — посох и сума,
Иному — тихая тюрьма,
Иному — долгий путь за плугом,
Тебе — что выберешь сама.

Давай поговорим с тобой,
С тобой и только. Каждым словом
Делясь забытым, старым, новым,
Сиюминутностью, судьбой,
Сворачивая дни, как горы,
Ты знаешь, эти разговоры
И называются — любовь.

Цыганки трудились, цыганки гадали:
У каждой медали — четыре педали,
У каждой педали по две стороны,
У каждой страны по четыре войны,

У каждой войны десять тысяч героев,
У каждого — орден за взятие Трои,
И каждому ордену — тысяча лет,
А каждому году названия нет.

И каждой минуте — козырную даму,
И каждому времени — свой Нострадамус,
Чтоб каждый пророк — с бородой и в очках,
Со сказкой про белого чудо-бычка.

А чудо-бычок — он без левого рога,
А дом — он казенный, но в дальней дороге
Ты вспомнишь тот дом, и манящая даль
Вдруг звякнет надтреснуто, словно медаль,

Где родина — той и другой стороною,
Забытой страною, чужою войною,
Сутулой спиной да кирпичной стеной…
Бывают медали с одной стороной?

Душа битком набита хламом —
Гори огнем!
Пусть суждено сгореть дотла нам
С тобой вдвоем,

Но слишком хочется простора,
Не здесь — внутри.
Коран ли, Библия ли, Тора,
Весь смысл — гори!

Пылай, душа! Стучится пепел
В щиты сердец.
Когда ни холоден, ни тепел,
Тогда — мертвец.

А так — взмахну себе крылами,
Живой, нагой,
Всегда — пожар, вовеки — пламя,
Всегда — огонь!

Надвигается гроза,
Фазу неба закоротит,
Что-то бегают глаза
У сидящего напротив,

А вокруг все гладь и тишь,
Даль пронзительно нагая…
Эй, напротив, что сидишь,
Подозрительно моргая?

У каждого свой бог — и в фас, и в профиль,
Нимб над главой,
Но, в сущности, лукавый Мефистофель —
Он тоже в доску свой

У каждого. То прямо, то кругами,
То «нет», то «да»,
Так и снуем меж нимбом и рогами —
Туда-сюда.

Когда мы выходим на сцену,
Когда мы вершим торжество,
Мы знаем и меру, и цену,
И смысл, и значенье всего.

Мы — древние мудрые боги,
Мы — юные чудо-цари,
С презреньем швыряя под ноги
Кумиров любых алтари,

Мы брезгуем адом и раем,
Мы славим свободу и пыл,
И вольной душой презираем
Соблазны нелепой толпы.

Когда мы выходим на сцену,
За нами идет благодать,
Вселенная — это плацента,
Отвергнутая навсегда,

Законы великим излишни,
Могучим смешны рубежи…
Но вот мы выходим.
Мы — вышли.
И каждою жилкой дрожим.