Генри Олди - Один плюс один

С этим тихим романсеро,
С разговорами о разном…
Если в доме пахнет серой,
Значит, в доме — вечный праздник.

А потоп отменили. Ковчег рассыпается втуне.
Хоть по паре, а твари — друг дружку с усердием жрут.
Позабыт Арарат, намечается новый маршрут —
От Содома к Гоморре, с заездом к Восьмеркиной Дуне.

Дискотека, братва! — Ной танцует безумную самбу,
И соленого хочет, и клеится к Лота жене,
И меж несостоявшихся Рио-де-где-вы-Жанейр
Вечный Жид кочумает — кочует с тоской: «К небесам бы!..»

Это все кавардак, карнавал, и смешон, и жесток,
Это апофеоз, это вызов кипящему року,
И в отечестве нашем дадут всем сверчкам по пророку,
Куликам — пополам, по полям, по холмам,
и трем сестрам — комфортный шесток.

Я — ваш сын, я — ваш внук, я — ваш брат по несыгранной роли,
Я согласен пешком хоть от Белого моря к Голгофе,
Лишь бы зарево прожекторов, лишь бы литрами — кофе,
Лишь бы брань костюмеров в уборных, и вечно — гастроли.

Умирал и рождался бессчетное множество раз,
Уходил, возвращался — по кругу, по кругу, по кругу! —
Знал удачу и крах, бил врага, подавал руку другу,
Плоть от плоти я ваш — карвардак, карнавал, нам пора!

…и плевать, что похмелье с утра,
Что приблизился серп топора,
Что на лбу пропахались морщины —
Вот: идет к Магомету гора,
Вне реальности и без причины!
Значит, завтра танцует с вчера,
И мужчины до смерти мужчины,
А у женщин в глазах — блеск костра…
Потанцуем, сестра?

…так и жизнь пролетит, просквозит, отболит и окончится,
Отрыдает грозой, талым снегом в низины сойдет,
Ах, как много хотелось, и как же немного мне хочется
В этот день, где акации мокнут под сизым дождем,

Где лохматая псина вертит крендельком закурчавленным,
Где жирнющие голуби булькают в мокрой тиши,
И соседи зеленый борщец сотворили из щавеля,
И бурчит вдохновенье: «Не можешь писать — не пиши!»

Захотеть ли карьеры? — карьера курьером унесена,
И в карьере утоплена, подлая, курам на смех.
Захотеть ли богатства? — бумажник хохочет невесело,
И бурчит вдохновенье: «Не сметь, безобразник, не сметь!»

Захотеть ли друзей? — так по пальцам друзья пересчитаны,
И хватило их, пальцев, с избытком, с запасом, вполне,
Потому что друзья, словно книги, сто раз перечитаны,
А друзей одноразовых, право, не надобно мне.

Захотеть ли любви? — вот любовь, что-то моет на кухоньке,
И ворчит, что посуды скопилось — в реке полощи!
Захотеть ли гулянки? — калач улыбается пухленький,
И горилка в баклажке, и в миске — с говядинкой щи.

Ах, как много хотелось, желалось и в гору карабкалось,
Ах, какие мечтались гроши, ах, какие шиши!..
Скоро жизнь отчалит — «Титаник», корабль-колосс —
И бурчит вдохновенье: «Пиши, безобразник, пиши!»

Стихи смывают пыль с души,
Стихи срывают с нас оковы,
Пиши водою родниковой
И грязной тряпкой не маши.

Стихи спасают от тоски,
Стихи излечивают раны,
Но если мы с тобой — бараны,
Шашлык наш — бытия куски.

Стихи взмывают к облакам,
Днем — облегченьем, ночью — воем,
Да, бейся в небо головою,
Нет, не спускайся к дуракам.

Стихи — редчайшие дары,
Стихи — натянутые нервы,
И это все не во-вторых,
И даже, право, не во-первых…

А если уйду — это, право, не важно,
Оставьте унынье врагам,
Плывет по теченью кораблик бумажный
К иным берегам,

Газетою — парус, и спичкою — мачта,
И время — широкой рекой,
Не надо, прошу вас, не хнычьте, не плачьте,
Махните рукой.

Уйдите домой и без слез помяните,
В бокалы налейте вина,
Пока еще солнце над вами в зените,
Пока не луна.

Пройдись за мною по тротуару,
Упрись мне в спину тяжелым взглядом,
Мне нужно знать, что ты где-то рядом,
С петлей и мылом, ножом и ядом,
С недобрым словом — моей наградой
За те грехи, что считал товаром.

Я торговал врассыпную, оптом,
Себе в убыток, смешной барышник,
Купец наивный — но только, слышишь,
Осанна в вышних нас не колышет,
Как поцелуй золотой малышки,
Когда башмак до прорехи стоптан.

Шагай за мной, человек мой черный,
Криви в усмешке сухие губы,
Твои движенья смешны и грубы,
Тебе поют водостока трубы,
Тебе метали лещи икру бы,
Когда б икринки — размером с четки,
А так, по малой — сдувайте щеки,
Раз ты — не демон, а я — не Врубель.

В безумном вальсе дома кружатся,
В ночном тумане шаги поманят,
В седом дурмане меня помянут,
Огни зажгутся в небесной манне —
Мне б в эти стены всем телом вжаться,
Да жжется кукиш в моем кармане,
Да гибнуть рано — пора рожаться.

Шагай за мною, нелепый призрак,
Пока есть время, пока не тризна.

Глоток луны из чаши неба
Горчит,
Тяжелый, черный запах хлеба
В ночи,
Шаги обиды за спиною,
Наискосок меж всем и мною —
Огонь свечи.

Колючий иней звезд на окнах
Студен,
Куда идешь? — вернее, кто к нам
Идет,
Сминая годы, вехи, тени?
Курок ружья на мрачных стенах
Взведен.

Дома моргают вслед, не зная:
Мой? Твой?
Свисает облако, как знамя,
Над головой,
Наискосок меж всеми нами,
Унылым гибельным цунами —
Пса вой.

Оледенил весь мир потоп,
Оставив город на потом.

Отпусти ты меня в соловьиную ночь
Ненадолго,
Я тебе принесу новой песни зерно
На ладони,
Я тебе приведу снов горячий табун
Некрылатый,
Я ума притащу на озябшем горбу
Хоть палаты.

Отпусти, не держи, я грызу свою цепь,
Кровь из десен,
На душе — паутина, тоска на лице,
В пальцах — осень,
Мне бы грошиком в ночь, мне — копейкой во тьму
Кануть в нети,
И остаться совсем-рассовсем одному
На планете.

На коленях стою, бью поклоны, чудак,
Умоляю:
Отпусти, изрони милосердное «да» —
Отгуляю,
Отплачу, отслужу, отбегу и вернусь,
Виноватый,
Словно коврик, тебе на рассвете приснюсь
У кровати.

Наступи мне на горло, на спину, на все,
Что подставлю,
Урони на меня, что ли, томик Басе,
Хлопни ставней,
Погляди в золотое спросонья окно —
В очи змею…
Я распробовал ночь, как хмельное вино,
Я трезвею.

Нас однажды не будет. Понять это очень не просто.
Будет август и солнце, февраль и продавленный наст,
Возле дома взметнутся деревья саженного роста,
Будет день, будет пища… Но все это будет без нас.