Ким Робинсон - Годы риса и соли [litres]

Позади раздался грохот больших орудий. Снаряды из новейшего оружия были запущены в космос и сброшены в двухстах ли от них. Солнце поднялось выше. Они отступили в подземное царство чернозёма и сырых досок, которое служило им домом. Траншеи, туннели, пещеры. Во многих пещерах стояли будды, обычно в решительной позе, с рукой, протянутой вперёд, как у постового. Вода плескалась на дне самых низких траншей после ночного сильного дождя.

Внизу, в пещере связи, телеграфист получил приказ. Общее наступление начнётся через два дня. Нападение произойдёт вдоль всего коридора. Попытка выйти из тупика, как казалось Ивао. Пробка, выбитая из горлышка. В степь и на запад – ату! Конечно, находиться в главной точке прорыва было хуже всего, отметил он, но лишь с обычным, чисто академическим интересом. Когда ты на фронте, хуже уже не может быть в принципе. Это всё равно что вычислять степени абсолюта, ибо они уже в аду, уже покойники, о чём майор Куо напоминал им при каждом тосте ракши: «Мы покойники! Выпьем за госпожу Смерть!»

Так что теперь Бай и Куо просто кивнули: худшее место, да, туда их всегда и посылали, там они и провели последние пять лет или, если смотреть в более широкой временной перспективе, всю жизнь. Допивая чай, Ивао сказал:

– Это будет очень интересно.

Он любил читать телеграммы и газеты и пытаться понять из них, что происходит.

– Вот послушайте, – говорил он, лёжа на койке и листая бумаги. – Мусульмане изгнаны из Инчжоу. Кампания заняла двадцать лет.

Или:

– Большая битва на море, двести кораблей потоплено! Только двадцать из них наши, но, надо признать, у нас они больше. Северный Дахай, температура воды – ноль градусов (ой как холодно; здорово, что я не моряк!).

Он вёл записи и рисовал карты; он хорошо разбирался в войне. Появление радиоприёмника очень его обрадовало, и он провёл несколько часов в пещере связи, разговаривая с другими энтузиастами по всему земному шару.

– Вот так скачок сегодня в ци-сфере, я поймал волну парня из Южной Африки! Новости, однако, плохие, – он сделал пометку в своей карте. – Мусульмане заняли Сахель и принудительно призвали всех западноафриканцев на военную службу как своих рабов.

Он считал голоса, доносящиеся из темноты, сомнительными информаторами, но не более сомнительными, чем официальные донесения из штаба, которые в основном состояли из пропаганды и лжи, предназначенной для обмана вражеских шпионов.

– Только послушайте, – усмехался он с койки, читая. – Тут пишут, что они берут всех евреев, зоттов, христиан и армян в плен и убивают их. Ставят на них опыты… переливают кровь мулов, чтобы посмотреть, как долго они проживут… Кто всё это придумывает?

– Может, это и правда, – предположил Куо. – Почему бы не убить нежелательные элементы, тех, кто может предать их на внутреннем фронте…

Ивао перевернул страницу.

– Вряд ли. К чему такие сложности?

Теперь он говорил по радиосвязи, пытаясь узнать побольше о предстоящем нападении. Но не нужно было быть знатоком войны, чтобы понимать, что значат разговоры о прорыве. Все они участвовали в прошлых попытках, и то, что они оттуда вынесли, испортило им настроение на весь остаток дня. За три года фронт продвинулся на десять ли, да ещё на восток. Три последовательные кампании Рамадана, стоившие мусульманам огромных потерь, по миллиону человек за поход, подсчитал Ивао, и теперь они сражались против мальчишек и женских батальонов, как и китайцы. Так много погибло за последние три года, что выжившие были подобны Восьми Бессмертным, вошедшим в состояние день за днём выживающих на огромном расстоянии от мира, о котором они только слышали, который они видели, только глядя в перевёрнутый телескоп. Чай в чашке стал для них всем. Очередной общий штурм, массы людей, идущих на запад, в грязь, колючая проволока, пулемёты, артиллерийские снаряды, падающие из космоса: пусть будет, что будет. Они пили чай. У чая был горький вкус.

Бай был готов покончить со всем. Он утратил страсть к этой жизни. Куо был зол на Четвёртое собрание военных талантов, отдавшее приказ о штурме во время короткого сезона дождей.

– Конечно, чего можно ожидать от органа, именуемого Четвёртым собранием военных талантов!

Это было не совсем справедливо, как показали доводы самого Куо: Первое собрание состояло из стариков, пытавшихся сражаться в предыдущей войне; Второе собрание – из чересчур амбициозных карьеристов, готовых использовать людей вместо пуль; Третье собрание представляло собой неудачную смесь осторожничающих капралов и отчаянных идиотов; а Четвёртое пришло только после переворота, который сверг династию Цин и заменил её военным правительством, – так что в принципе ещё возможно, что Четвёртое собрание было лучше предыдущих и сможет наконец что-то исправить. Однако результаты, получаемые до сих пор, не подтвердили эту идею.

Ивао казалось, что они уже слишком много раз обсуждали этот вопрос, и потому он ограничился замечаниями о качестве риса, сваренного на вечер. Когда рис был готов, они поужинали и пошли сообщить своим солдатам: готовиться. Отряды Бая состояли в основном из новобранцев из провинции Сычуань, включая три женских отряда, которые держали окопы с четвёртого по шестой (счастливицы). Когда Бай был молод, и единственными женщинами, которых он знал, были женщины из борделей Ланьчжоу, он чувствовал себя неуютно в их присутствии, как будто имел дело с представителями другого вида, измождёнными существами, которые смотрели на него как из-за зияющей между ними пропасти, глядя, как ему казалось, настороженно и обвиняюще, как будто думали про себя: «Вы – глупцы, вы разрушили весь мир». Теперь, в окопах, они были такими же солдатами, как и все остальные, с той лишь разницей, что иногда их присутствие позволяло Баю осознать реальный масштаб трагедии: теперь в целом мире не осталось никого, чтобы их упрекать.

В тот вечер три офицера собрались вместе для непродолжительного визита к генералу части, новому светилу Четвёртого собрания, человеку, которого они никогда прежде не видели. Они стояли по стойке смирно, пока он отрывисто говорил, подчёркивая важность завтрашнего нападения.

– Мы создаём диверсию, – сказал Куо, когда генерал Шэнь сел в свой личный поезд и направился обратно в центр страны. – В наших рядах – шпионы, и он хочет провести их. Если бы это был настоящий пункт атаки, к нам прикрепили бы ещё миллион солдат, а вы слышите, поезда идут по своему обычному расписанию.

На самом деле, дополнительные поезда пустили – так сказал Ивао. Сюда забросили тысячи новобранцев, которым негде было укрыться: они просто не смогут здесь долго продержаться.

В ту ночь шёл дождь. Флотилии мусульманских флаеров гудели над головой, сбрасывая бомбы, которые выводили из строя железнодорожные пути. Ремонт начинался сразу же после окончания рейда. Дуговые лампы освещали ночь ярким серебром с белыми прожилками, делая её похожей на испорченный негатив, и в этом химическом сиянии люди с кирками, лопатами, молотками и тачками сновали повсюду, как после любой большой катастрофы, только в ускорении, как на киноплёнке. Поезда перестали приходить, и к рассвету подкреплений было не так уж много. Не хватало и боеприпасов для атаки.