Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

Он открыл глаза. Недоуменно осмотрелся. Что это было, явь или сон? Первое вторжение — наверняка сон, уж больно чудно те растаяли. А второе? По невероятности — должно быть сном. По яркости, четкости, непрерывности действия — очень уж необычный сон. Да и как это можно, во сне проснуться и попасть в другой сон? У Сергея никогда раньше не было «вложенных» снов. Крысы! Они хотели забрать крыс! Где Тито?

Да вот он, спокойно рассматривает раскрытый «Огонек», принесенный Людой бог весть когда, и так и завалявшийся в груде книг. Сократ? И Сократ на месте, в своей клетке. Никакой он не подмененный, вон пятнышки на боках те же. И клетка знакома — облупленная краска и два погнутых прута, это когда он клетку в электричке вез и, не устояв при толчке, неловко налетел в тамбуре на угол.

Значит, сон. Но какой почти настоящий! Не иначе, он в лаборатории какой-нибудь галлюциногенной гадостью надышался. Осторожнее надо, чаще открывать окна и не лениться ставить открытые реактивы в вытяжной шкаф. А то не только по двое приходить станут, но и сам Парацельс объявится. Такой небольшой, лохматый и зелененький…

В перерыве между зачетами Сергея перехватил в коридоре Прохоров. «Ох, сигареты я ему так и не купил», — расстроился Меренков. Но Прохоров не вспомнил о сигаретах, а неожиданно задал вопрос, которого Сергей ожидал от него меньше всего:

— Ну что, нашел тогда школу, где крыс потеряли?

— Нашел, — соврал Сергей без запинки. — Крысы оказались из сорок пятой школы.

— Меренков рисковал: сорок пятой школы в Подольске никогда не было, но подготовленная ранее правдоподобная история из-за ночных волнений совершенно вылетела у него из головы.

— А как вообще все? — продолжал задавать вопросы обычно не очень общительный Прохоров.

— Да все нормально. Слушай, а ты не знаешь случайно, кто такой Парацельс?

Прохоров закашлялся сигаретным дымом, а когда прочистил горло, то сразу огорошил Меренкова:

— Ты уже в курсе, что Высоцкий уехал?

— Куда уехал? — не понял сначала Сергей. — А-а-а… Да как же это он? И куда?

— Так вышло, — пояснил Прохоров. — Напился опять, буянил, с милиционером подрался, на пятнадцать суток загремел. Из театра, натурально, его поперли, он обиделся и к своей бабе умотал.

— А кто у него баба? — В последние годы Меренков слабо следил за событиями культурной жизни страны.

— Ну ты даешь! — поразился Прохоров. — Нельзя же быть таким серым, Серый. Француженка у него баба, тоже актриса. Марина Влади зовут. Знаешь такую?

— Знаю, в кино когда-то давно видел. А как же это он на ней женился?

— Деваться было некуда. Песню «Я нынче буду, как Марина Влади» слышал?

О да, эту песню Сергей еще со студенчества помнил почти наизусть.

— Француженке настучали, она обиделась, как последняя дура, нажаловалась в свою компартию, Марше пошел к Демичеву, наклевывался международный скандал, так Высоцкого вызвали в ЦК и велели жениться. А теперь вот уехал и поклялся, что назад больше ни ногой…

Удрученный таким неприятным известием, Сергей больше не вспоминал о ночных пришельцах. Когда в тот вечер он вернулся домой, Сократ по-прежнему безучастно сидел в своей клетке, а Тито смотрел по телевизору веселую комедию «Операция Ы».

Этот день показался Генке, мягко говоря, странным. Все началось еще с урока математики, на который Генка шел как на каторгу: в четверти не то двойка, не то тройка. «Да и не вызывали меня давно, так что вызовут, как пить дать, вызовут, а все карантин виноват, что так быстро кончился», — думал он, когда математичка уткнулась своим длинным носом в журнал в поисках жертвы. «Только бы не меня, только бы не меня, — речитативом забормотал про себя Генка. — Я исправлюсь, я выучу, это не я, это головастики виноваты, да и Чингачгук тоже…».

— Сегодня к доске пойдет, — под пристальным взглядом тридцати пар глаз Вера Сергеевна начала свой монолог. — К доске пойдет… Вольнова!

Генка вытаращил глаза на математичку. Да и не только он: по всему классу пошла волна удивленных возгласов. Зубрила и отличница Вольнова уже давно обеспечила себе твердую пятерку в четверти, вызывать ее не имело ни малейшего смысла. Да она и сама очень удивилась вызову, хотя на ее ответ это никак не повлияло — быстро и четко решив задачу и получив очередную пятерку, она с воображалистым видом уселась на место.

— Хорошо, Вольнова, молодец, — похвалила Вера Сергеевна. — Раз ты так быстро решила задачу, у нас есть время спросить еще кого-нибудь. К доске пойдет…

«Ну все, теперь точно спросит, проклятая бледнолицая, — подумал про себя Генка, все еще находившийся под впечатлением от недавнего похода в кино. — Я в списке сразу после Вольновой. Только не меня, только не меня…».

— К доске пойдет Гаврилов!

«Опять какой-то дурацкий выбор, — мог бы подумать Генка. — У Гаврилова за последнюю контрольную четверка, зачем его вызывать? На пятерку он никогда не тянул, кишка тонка…». «А ведь он сразу после меня в списке, — неожиданно осенило Генку. — Как будто у математички сегодня прицел сбился, то в одну сторону промажет, то в другую. Ну и ладно, главное, что меня не вызвали, пускай Гаврюша отдувается».

Коля Гаврилов отдувался по мере сил и возможностей и сумел в итоге получить четверку. Больше спрашивать времени не было, потому что нужно было объяснять новую тему. Генка облегченно вздохнул.

Но на этом странности не кончились! На уроке ботаники повторяли Генкину любимую тему — лиственные и хвойные деревья, но надежды на то, что Сан Саныч вызовет именно его, не было почти никакой — хоть Генка и сохранял кое-какие надежды на четверку в четверти (вот бы мать обрадовалась, нечасто он радовал ее такими отметками), все было еще очень неопределенно. «Зрение Большого Змея затуманено и он не видит будущего Соколиного Глаза, — подумал Генка. — Но что-то мне сегодня фартит, может, и тут получится?»

— К доске пойдет Вяльцев, — услышал Генка и, улыбаясь до ушей, пошел отвечать. Пятерка обеспечена, а может быть, и в четверти подправим.

Однако удача переменчива, и Генка решил ловить момент. Ему не терпелось наловить еще головастиков для Веника, а уйти с уроков можно было только одним способом — пойти к медичке, тете Марине, и получить от нее освобождение. А обмануть ее не могли даже самые опытные прогульщики — глаз у медички был наметанный и симулянта видел за километр. Однако с сегодняшним везением Генке море было по колено и он, не долго думая, на второй перемене отправился в медкабинет.

— Ну здравствуй, Вяльцев, — тетя Марина подозрительно посмотрела на вошедшего Генку. — На что будем сегодня жаловаться? Опять зубы болят? Или гангрена обеих ног открылась? Ты говори, не стесняйся.