Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

— Сергей, ты? Работаешь? Науку двигаешь?

— Ант? Ты откуда звонишь-то?

— Да вот, приехал к тебе, замок поцеловал…

— Двигай в институт, я через полчаса заберу тебя в проходной.

В лаборатории у Сергея Антон сразу принялся вертеть головой, ища крыс. Клетки не было. На окне стоял аквариум, и что-то в нем было не так…

— Ну как, старик, когда нобелевку пропивать будем? Крыски уже теорему Пифагора выучили? Кстати, где они? Неужели домой отволок?

Сергей замялся.

— Понимаешь, какое дело, ты ругаться, наверное, будешь, но… сбежали они у меня.

— Как сбежали? Где, здесь? И что, не поймал?

Сергей открыл было рот, но вдруг как-то странно дернулся, изумленно уставился на свою ногу и принялся ее неистово чесать. На полу топталось целое стадо муравьев.

— Да понимаешь, я поймал одну… — он опять дернулся и даже зашипел сквозь зубы. — Но потом опять упустил. Кусается, скотина… И эти тоже кусаются…

— А как же опыты? Открытие?

— Да вот прямо и не знаю — то ли новых крыс покупать, то ли опять к тебе ехать на поклон, понимаешь, а тут еще Настя…

— А что Настя?

— Да дело-то какое, нашла она у меня косынку Людкину… Обида, скандал, пришлось с ней в кино… гулять по вечерам…

— Ах ты, старый ловелас! — засмеялся Антон. — Аккуратнее надо в этих делах! Зеленый ты еще. А я вот уезжаю. В Анапу на симпозиум. Что, завидно? Море, солнце, абрау-дюрсо! Это тебе не в пыльной лаборатории киснуть!

— Да, повезло тебе, — невнятно бормотал Сергей, — море — это да, волны там, рыбки…

Рыбки! Вот что было неправильно в аквариуме на окне. Довольно большие, они не зависали, шевеля губами, как порядочные вуалехвосты, а бороздили аквариум по каким-то загадочным ломаным траекториям. Никогда не видел таких рыб, подумал Антон. Может, он на рыб переключился, а говорить не хочет? Странно! Антон встал, подошел к окну, взял из жестянки щепотку корма и посыпал в аквариум. Рыбки стройной колонной подплыли и аккуратно поели.

— А что это у тебя рыбы какие-то странные? — спросил он как бы невзначай.

— Рыбы? — Сергей, похоже, искренне удивился. — Рыбы как рыбы… Тупые они, что с них взять. Их даже лабиринт не научишь проходить…

Было непохоже, чтоб Сергей притворялся — насколько Антон его знал, притворяться он не умел совершенно. Нет, рыбы ни при чем, тьфу, я уже совсем свихнулся на этом брейнорине, подумал Антон.

— Ну ладно, старик. Как вернусь из Анапы, ты приходи — помогу, чем смогу.

И Антон уехал в Москву, успокоенный — Сергей то ли потерял интерес к открытию, то ли еще что, но результатов тут явно нет и в ближайшие две недели не предвидится. Остаток дня он провел в библиотеке, читая реферативные журналы и «Эпплайд Биокемистри».

Дома Антон с удивлением обнаружил у себя в кармане кучу муравьев, вытряхнул пиджак на балконе и стал собираться.

— Кто ты? — прозвучал вопрос в полутемном зале.

— Тот, кто нашел путь, — заученно ответил Мнемоник.

Не в первый раз ему приходилось отвечать на эти вопросы и, пожалуй, даже не в тысячу первый. Но таков был ритуал, а целесообразность ритуала, разработанного более четырехсот лет назад маркизом Де-Ла-Портом, обсуждению не подлежала. Кто бы ни пытался проникнуть в цитадель Общества, будь то вернувшийся с задания Мнемоник, или Наблюдатель, выскочивший во двор покурить, или даже сам Приор Царства Московского и Речи Посполитой, ритуал был для всех один.

— С чем пришел ты? — прозвучал очередной вопрос.

Никто, даже самый зоркий Наблюдатель, не смог бы разглядеть того, кто задавал ему эти вопросы. В полутьме зала был слышен только голос. Голос, который при первой же ошибке замолкал, оставляя пришельца наедине с самим собой. Как бы тот ни взывал потом к Хранителю Врат, сколько раз ни повторял бы он правильный ответ, говорить ему приходилось лишь с собственным эхом. Возобновить прерванный ритуал не дозволялось. Дозволялось выйти из зала и, войдя снова, начать ритуал сначала.

— С тем, что завещано мне по праву Дара! — торжественно, как и полагалось, объявил Мнемоник, хотя на самом деле он пришел не только с тем, что было завещано ему по праву Дара, но и с клеткой, в которой сидела маленькая шустрая крыса с красными умными глазами.

Ритуал продолжался около часа, покуда голос из полутьмы, получив ответ на последний вопрос, не повелел Мнемонику войти, пожелав заодно, чтобы его путь был угоден Обществу. Одновременно с этим перед Мнемоником распахнулась дверь, открывая ему путь в освещенный факелами коридор. Туда Мнемоник и направился.

Адепта с ним уже не было — им разрешался вход в Цитадель только в день Преображения. В главный зал Мнемоник вошел в гордом одиночестве. Подошел к стоявшему в середине зала большому дубовому столу, поставил на него клетку с крысой и, почтительно поклонившись авторитетам, отошел к двери.

Аудиенция началась с того, что один из авторитетов поинтересовался, пушисто ли пойманное животное. Его тут же поспешили заверить в том, что сидящая в клетке крыса вполне пушиста, а кроме того — в ее красных глазах-бусинках просматривается незаурядный для крысы интеллект. Но у авторитета, очевидно, были свои соображения на этот счет, поэтому он распорядился подать ему клетку, дабы убедиться в этом самолично.

Крыса и в самом деле была весьма пушиста. Никто, даже сам Приор, не стал бы это оспаривать. Но авторитета вдруг заинтересовали красные бусинки крысиных глаз. Заинтересовали настолько, что он вытащил крысу из клетки и принялся пристально разглядывать ее глаза, держа крысу за шкирку и не обращая внимания на попытки зверька вцепиться ему в кончик носа.

— Эта крыса никогда не подвергалась Преображению! — провозгласил он, водворяя крысу обратно в клетку.

Клетку с крысой вернули на дубовый стол. Но теперь этой крысой заинтересовались и другие авторитеты. Один за другим они приказывали подать им клетку, осматривали животное и убеждались в том, что их коллега, пожалуй, прав — крыса и в самом деле не прошла Преображение. Не нужно было даже сравнивать принесенную крысу с той, что поймали накануне (авторитеты сразу же распознали в ней Наблюдателя), не говоря уже о том, чтобы запустить эту крысу в лабиринт (воспоминания о том, как крыса-Наблюдатель тыкалась в стенки лабиринта, стремясь добраться до лакомства — видимого, но недоступного, вызывали улыбку даже у самых угрюмых авторитетов). Достаточно было посмотреть ей в глаза — в них не светился огонек Преображения. А значит, речь шла даже не о тех, весьма распространенных, случаях, когда парацельсий не оказывал никакого действия на способности Преображенного. Нет, крысиные глаза красноречиво свидетельствовали, что никакого парацельсия ей не давали. И двух мнений на этот счет быть не могло.