Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

Антон бледно улыбнулся, взял тезисы и откланялся. Термостат — это серьезно. Придется ехать…

Люда нынче была не в настроении. Во-первых, город Чехов никогда не внушал ей здорового оптимизма. Во-вторых, Сережка опять пропал. То есть, честно говоря, Сережка как бы никогда и не появлялся в ее жизни всерьез, но Люда эти кощунственные мысли отбрасывала.

Люда потаенно вздохнула и привычным движением потянула из ящика рабочего стола нитку мохерового вязания. Свитер должен получиться просто блеск. Итальянский мохер, купленный в общественном туалете Столешникова переулка еще перед защитой диплома, год провалялся в одном из чемоданов. Для такого мохера нужна была идея не просто хорошая, но Идея! А тут Нинка, разбитная хохлушка, водившая в прошлом году шашни с матросом, вернувшимся на побывку из загранки, неожиданно подкинула прошлогодний номер журнала «Бурда». «Бурда» была уже изрядно потрепанная, с выдранными выкройками, к тому же на неизвестном никому языке — то ли греческом, то ли арабском. Скорее, все же на греческом: текст более всего напоминал недоделанные формулы из учебников Людкиного былого воздыхателя Левки Кацеленбубена. Словом, почитать «Бурду» возможности не представлялось, но на то Людка и заканчивала Текстильный институт в столице нашей Родины городе-герое Москве, чтобы любую модель исчислить прямо по фотографии.

Как всегда, при взгляде на «недоделанные формулы», Люда загрустила. Вспомнила, как девчонок из Текстильного пригласили на свой новогодний вечер мальчики из МИФИ. Приглашали не всех: студкомитет МИФИ (рослые юноши с умными наглыми глазами) явился к ним в общагу всем составом для отлова наиболее симпатичных «катушек». Это уж потом Люда узнала, как пренебрежительно величают мифисты девочек из МТИ. Особенно запомнился один — стройный, но не хрупкий, брюнет с волчьим хищным взглядом. Он вежливо стучал в каждую комнату, а потом просил девочек продолжить строку «Любви все возрасты покорны…». Девчонки терялись, моргали глазами, предлагали взамен стихов попить чаю, умный мифист развлекался. Людочка тогда улыбнулась тонкой улыбкой и спросила: «А Вас какое продолжение интересует? Как в опере или как в книжке?» Мифист был сражен, ну, или Людочке на тот момент так показалось.

Люда действительно довольно много когда-то читала. Не из-за того, что процесс чтения ее увлекал, просто ей нравилось быть первой ученицей своей школы. Особенно ей удавались сочинения, и все в классе знали, что Люда непременно поступит на факультет журналистики в Москве, а в родной Перми будут читать ее фельетоны, напечатанные в центральных газетах. А может, думала про себя порой десятиклассница Людочка, она станет самой настоящей писательницей. Она любила представлять себе, как однажды, открыв голубую книжку «Нового Мира», увидит свою фамилию, набранную типографским способом. Непременно со вступительной статьей Окуджавы.

Но мечты — это одно, а жизнь — это совсем другое. На факультете журналистики МГУ Людочку, мягко говоря, никто не ждал. Сочинение, в которое она вложила всю свою маленькую семнадцатилетнюю душу («Предвидение будущего в произведениях Маяковского»), было оценено скромной четверкой, что не оставляло никакой надежды на достижение заветного проходного балла. Вокруг шумели сытые счастливцы из хороших московских школ. Многих из них поджидали перед подъездом сверкающие жирными лакированными боками персональные черные «Волги» родителей. Людочка, первая красавица 10-го «Б» класса 14-ой школы города Перми, впервые почувствовала себя жалкой и ничтожной провинциалкой. И это в брюках, сшитых по выкройке из «Кобеты»!

Ну и что прикажете делать амбициозной Людочке? Конечно, можно было вернуться обратно в Пермь. В Перми есть университет, кстати, довольно неплохой. Да и Людочкин папенька, доцент кафедры химии, не очень доверяя журналистским устремлениям дочки, всячески уламывал ее поступать на местный химфак. Но ведь на химфак ПГУ собирались поступать и толстая Наташа (вечная отличница и примерная ябеда) и стервозная Вероника. Нет, уж извините, это был не Людочкин круг.

И Людочка отдала документы в Текстильный Институт, навсегда променяв светлые идеи журналистики на приземленный труд конструктора верхней мужской одежды. И никогда не жалела о том, что не вернулась в свою родную Пермь. А о чем жалеть, спрошу я вас? Девушка учится в уважаемом московском вузе, всем «лучшим подлюгам» нос утерла. А в Текстильном Институте, кстати, и модельеров готовят. О том, что она учится вовсе не на модельера, Людочка предпочитала помалкивать.

Студенческие годы летели быстро, даже чересчур быстро. Московские театры, выставки, кино… Да и просто Москва, в которую Людочка влюбилась всей душой. И помыслить не могла отсюда уехать. Но! Московской прописки у нее не было. Женихи в «катушечном» институте были наперечет, да и большинство из них — тоже из провинции. Девчонки, мечтательно заводя глазки, любили говорить о ребятах из МИФИ: умные, перспективные, а если и не москвич — так все равно далеко не ушлют: Черноголовка там, Обнинск, Троицк. Пусть и не совсем Москва, а все ж не деревня какая подмосковная — народ там культурный, научный. Но вот ведь незадача: никак не удавалось Люде попасть на заветный новогодний вечер в МИФИ. Первый курс — дура просто была, не сообразила еще, что к чему, на втором увлеклась одним типом из МГУ (только время потеряла), а на третьем курсе, аккурат перед сессией, заболела мама — пришлось срочно лететь в Пермь, даже без стипендии осталась в результате.

Четвертый курс был предпоследним, Люда понимала — сейчас или никогда. И поэтому, когда мифист с хищными глазами протянул ей заветный билет на заветный новогодний вечер, она почувствовала настоящий азарт охотницы. Мифиста с хищными глазами она, кстати, больше и не видала никогда. Новогодний вечер удался и принес долгожданные плоды: Люда познакомилась с Левкой Кацеленбубеном. Собой он был не ахти — и росточком не вышел, и был слишком смугло-черняв, но в остальном соответствовал требованиям: москвич, перспективный. Маячила там, правда, за Левкиной спиной какая-то страшноватая мифисточка из «больно умных», но Люда ей особого значения не придавала. С Левкой встречались всю весну. И даже из стройотряда летом он ей написал пару писем. Она, правда, написала ему семь — но кто же считает. Летом, в Перми, Людка, хоть и была страшно суеверная, стервозной Веронике таки прозрачно намекнула о возможном «пошиве платья белого». Ну, с другой стороны, это было необходимо — Вероника по осени собиралась замуж за одноклассника. Надо же было «обрадовать подружку».

Однако осенью все пошло вкривь и вкось. Левка особой радости от встречи с Людой не проявил, появляться стал редко, ссылаясь на занятость, преддипломную практику и прочее. А потом уже, стороной, Люда узнала, что платье белое шьет вовсе не она, Людочка, а та самая страшноватая мифисточка, тоже, кстати, из провинции. Тем и кончились Людочкины планы на законную московскую прописку и перспективного мужа.