Алексей Кудашев - Ледяной остров

— Так и уехал в Каширу? — смеясь, спросил Воронин.

— История об этом умалчивает. Только поздно ночью собравшиеся гости получили от него молнию: «Ввиду особо важных дел празднике быть не могу празднуйте без меня мысленно с вами ваш Остракода».

— Это телеграф перепутал: не писал я слова «Остракода», — под общий хохот сказал Костерин.

Пока все смеялись, Воронин куда-то вышел. Вскоре он вернулся, неся на маленьком подносе кучу самых разнообразных по форме трубок. Остановившись на середине комнаты, он сказал:

— Товарищи мужчины, я должен, к своему великому сожалению, вас огорчить. Не богатая у нас фантазия. Эти восемнадцать трубок Николаю Дмитриевичу подарили мы.

В это время дверь из передней открылась и на пороге появился Трофимов. Увидев поднос с трубками, он быстро спрятал в карман небольшую коробку.

Навстречу Трофимову вышли Дубравин с женой.

— Поздравляю вас, Николай Дмитриевич, и вас, Елена Николаевна.

— Э, нет, так не годится, Алексей Петрович! Что у тебя там в кармане, выкладывай сюда, — и Воронин подставил Трофимову поднос.

Трофимову ничего не оставалось делать, как под общий смех положить на поднос девятнадцатую трубку.

Не успел улечься смех, как появился секретарь обкома Орлов и при громовом хохоте вручил юбиляру еще одну трубку.

— Двадцатая, — прокатился по комнате новый взрыв смеха.

— Что случилось? — обратился Орлов к Трофимову. — Я тоже хочу посмеяться.

— Двадцатая! Ваша трубка двадцатая по счету.

— Правильно. Партийный руководитель не может отрываться от масс, — нашелся Орлов.

Алексей Петрович, поздоровавшись с гостями, отыскал глазами Ольгу. Она сидела с Люсей Дубравиной, и Трофимов постеснялся подойти к ней. Он подсел к Виктору Дубравину, с которым его познакомила Елена Николаевна. Виктор был кораблестроителем-подводником и сразу заинтересовался делами «Морнефти». Завязалась непринужденная беседа Время от времени Алексей Петрович бросал взгляд в сторону Ольги. Она тоже издали наблюдала за ним, и ей показалось, что он чем-то озабочен.

К Алексею Петровичу и Виктору Дубравину подсел Орлов.

— Как дела, Алексей Петрович?

— Ничего, Петр Петрович.

— Ничего — это плохо. Чем вы озабочены?

— Да вот агитирую Виктора Николаевича помочь нам с морской нефтью.

— Видите ли, Петр Петрович, добывать нефть из-под больших морских глубин вдали от берега — дело трудное, дорогое и рискованное. Если мы не можем нефтяные месторождения перенести на сушу или хотя бы приблизить к берегу, то будем пытаться берег приблизить к нефтяным залежам. Тут большие надежды я возлагаю на экспедицию Кирилловой. Но эта экспедиция при лучших ее результатах не решит нам всей проблемы морской нефти. Уже сейчас появилась необходимость лезть под воду. Иначе нас застигнут осенние штормы и к первому ноября мы разведку не закончим. Надо думать и о подводных промыслах, о подводном хозяйстве этих промыслов. Тут, мне кажется, сил одних нефтяников недостаточно. Нужна их помощь, — Трофимов кивнул в сторону Виктора, — помощь подводников. Мы уже написали об этом министру.

— А что вы скажете, Виктор Николаевич?

Но Виктор Дубравин уклонился от прямого ответа.

— Вы в отпуске? — не отставал Орлов.

— Да.

— Не могли бы вы завтра прийти на заседание обкома. Мы как раз будем обсуждать работу «Морнефти».

— Хорошо.

— Ольга Петровна, Людмила Сергеевна, — крикнул Орлов через комнату, — что вы там сидите одни? Идите к нам.

— Что, соскучились без дамского общества? — шутливо спросила Люся, подходя с Ольгой.

— Очень, — улыбнулся Орлов, уступая женщинам место. — Да, кстати, как ваша экспедиция, Ольга Петровна?

— Через два дня выходим в море.

— Ну, ну. Желаю удачи!

— Петр Петрович, — раздалось с другого конца гостиной, — разрешите наш спор.

— Иду. Извините, покидаю вас.

К Люсе и Виктору подбежал сынишка и потащил их в другую комнату.

Трофимов взял руку Ольги в свою и посмотрел девушке в глаза.

— Прошу, дорогие гости, к столу, — громко обратилась Елена Николаевна к присутствующим.

Ольга взглянула на Трофимова и слегка сжала пальцы Алексея Петровича.

— Пойдемте, — сказала она просто. И они встали.

Веселье продолжалось почти до утра. Только перед рассветом гости стали расходиться. Алексей Петрович с Ольгой, проводив Надежду Ивановну домой, ушли в Приморский парк. Долго гуляли они по пустынным аллеям. А когда первые лучи солнца осветили верхушки пальм, Алексей Петрович проводил Ольгу домой.

Войдя к себе, девушка достала свой дневник и написала в нем всего три слова:

«Я бесконечно счастлива!»

Коля Муравьев, пониженный в разряде и переведенный на другой станок, тяжело переживал свою ошибку.

Чувствуя настороженность, с которой, как ему казалось, относились к нему товарищи, он нервничал и работал неуверенно. В первый же день он испортил несколько деталей.

Катя Грибанова, наоборот, вернувшись на прежнее место, к станку, была довольна своим положением, хотя ошибку переживала не меньше Муравьева.

Стоя у станка, она мучительно вспоминала подробности приема деталей головки грунтоносных трубок. Шаг за шагом она восстановила в памяти всю картину и все-таки не могла понять, где же она ошиблась. Проверив очередную серию деталей, она каждый раз заглядывала в чертеж, сверяла размеры с установкой прибора и проверяла следующую серию деталей. Но откуда же тогда взялась ошибка? Она допускала, что можно один раз ошибиться при установке прибора, но ведь она проверяла установку прибора после каждой серии.

Вдруг она вспомнила, что перед концом работы ее срочно позвали к начальнику цеха. Быстро сложив кальку в несколько раз, она сунула ее тогда в сумочку, собираясь потом отнести чертеж на место, и пошла к начальнику цеха. Только вечером Катя вспомнила, что в нарушение всяких правил принесла чертеж домой. «Ничего, утром отнесу», — решила она, собираясь в кино, вынула чертеж и заложила его в книгу Джека Лондона «Сердца трех». Как ни напрягала она свою память, не могла припомнить, возвратила она чертеж или нет. Но вчера она сама видела: калька была на месте. Только почему она не мятая? Ведь она сама сгибала ее несколько раз.

В перерыв, чтобы проверить себя еще раз, она побежала в Отдел технического контроля и попросила показать ей чертеж.

Да, как будто нет никаких следов, что калька была смята. А это что за беловатые, еле заметные полосы?

Две поперек и одна вдоль? Но почему же не заметно сгибов. Не могла же калька так быстро отлежаться в куче чертежей. «Нет, это не тот чертеж. Ведь я его здорово помяла. Странно», — подумала Катя.