Наталья Берген - Лаборатория бога

Слева серебристо блеснули часики. Присмотрелся. Донельзя простой циферблат и рисунок короны над ним. «Изабелла», – подумал я. Имя не было шероховатым, не скребло по душе, оно вызвало короткий приступ вины и поспешно выскользнуло из мыслей, словно рыба из рук.

Я продолжил прогулку по чердаку памяти. Скользнул взглядом по очкам в роговой оправе. Камере, что сломалась пару лет назад. Мы с Ритой брали ее в свадебное путешествие.

Ну все, с меня хватит. Что изменится, если я увижу все предметы, что и так ношу с собой? В сознании, подсознании или странной каморке, что находится между этими двумя этажами, полными смутных движений и призраков. На этаком техническом этаже.

Нужно было спуститься с чердака и непременно отвлечься.

***

В кабинете меня ждали стопка бумаги и ручка. Единственный способ не сбрендить – создавать. Синтезировать. Пусть перемешанные мыслетрясениями более глубокие пласты жизни в ходе написания попадают на поверхность. Главное – не допустить полного погружения в прошлое. А еще лучше – думать и писать не о себе.

Единственная вещь, что вызывала сейчас острое любопытство – место, куда я попал.

Я посмотрел в окно, надеясь, что увиденное подкинет мне топлива для размышлений. В саду повисла нежная дымка. Ну конечно – дымка. Это та муть, что творится у меня в мыслях. Состояние, слишком выверенное, осознанное для сна или комы, но чересчур безумное для реальности. А, может, дымка – мир, зависший вне зоны внимания? Моя способность к детализации ограничена, поэтому мир вокруг подвисает, как игра на компе. Чем не версия?

Кто творит мир вокруг в большей мере – я или самопровозглашенный демиург? Существует ли М-и-и-ё-ё, или она плод моего воображения?

Она говорила абсолютно дикие новые для меня вещи и оттого ощущалась отдельной от меня, неподвластной мне, существующей вне зоны моего комфорта. Не порождение подсознания, а голодная чайка, летающая над морем, полным смутных мыследвижений. Да, я был склонен считать, что Ми-и-ё-ё существует.

Я вспоминал теории, о которых читал от нечего делать. Сколько помню себя, я все коллекционировал. Теории, собственные маленькие истории, предметы, ехидные наблюдения. В одном из блокнотов я даже составил список самых любопытных теорий и гипотез:

Гипотеза матрицы

Теория струн

Гипотеза мультивселенной

Гипотеза квантового реализма

Я хотел использовать научные и околонаучные интересности в рассказах, которые так и не были написаны.

Пальцы чуть сжали ручку. Стояла бы на столе клавиатура – я бы легонько проскользил по ней пальцами, едва касаясь кнопок. Этакое подготовительное движение, почти ритуал.

Наконец я вывел:

Легенда о создании

В голове высвечивалось и гасло: струны, сгустки, сотворение мира, нервные сигналы, ионные каналы, мозг… Что там Ми-и-ё-ё говорила про мозг – электромагнитные возбуждения? Считывание. Странное считывание. Ми-и-ё-ё действительно отвечала на вопросы, которые я не успевал озвучить. Как у нее, черт возьми, это выходило?

Поразмышляв над названием, я зачеркнул его и написал ниже:

Легенда о лаборатории

А потом, еще ниже:

То, что я знаю о Лаборатории. И домыслы.

Во избежание путаницы, я решил: все что здесь – дом грез, лаборатория – остальное пространство. Туда уходит Ми-и-ё-ё и там она делает свои таинственные делишки.

На одном листе я составил список из всех теорий и гипотез, которые хоть как-то ассоциировались со словами Ми-и-ё-ё. На другом писал текст – не то рассказ, не то вступление к чему-то большему. Идеи получали подпитку легко, будто кто-то невидимый вкладывал мне нужные сведения в голову порцию за порцией, как уголь в паровой котел.

***

Сначала была Лаборатория. Ее символические стены, похожие на бешеное переплетение цветных лоскутов и стеблей растений, высились среди пустоты. Затем появились сгустки – проворные и голодные комочки, напоминающие органику в первичном бульоне. Сначала создания присоединяли к себе соседние примитивные сгустки. Существа с жадностью поглощали и другие кусочки, «чистые конструкты», которые заставляли плясать в сознании сгустков образы-конфетти.

Сгустки разрастались, их конструкты становились очень ветвистыми, а внутри существ многозначительно задрожали струны. Последние имели доступ ко всем конструктам сгустка, они объединяли систему моделей и образов, словно городской центр, куда ведут все дороги и намерения.

Прекратилось бешеное заглатывание: теперь сгустки держались друг от друга на расстоянии, так как научились доставать конструкты иным способом. Когда сгусток сообщался с ближайшим товарищем, он приводил в действие его струны с помощью вибрации своих внутренних струн. Как пианист играет на своем инструменте, так сгустки взаимодействовали со струнами товарищей, вкладывая в разные послания различные «мелодии». Только «мелодии» эти обрастали смыслом, так как струны сгустков-адресатов вибрировали в определенной последовательности, получая информацию о конструктах сгустка-адресанта. В Лаборатории котировался особый струнный алфавит.

Когда несколько сгустков налились информацией, они смогли использовать свои конструкты для плетения. Внутреннее зрение сгустков совершенствовалось. Оно напоминало человеческие сны, но не черпало визуальную информацию через органы чувств. Вместо этого струны существ получали доступ ко всему сущему. «Видели» сгустки и символические стены Лаборатории. И плели они мосты над темными прудами небытия, и принимали всевозможные формы, и строили сооружения, полные грез и сложных узлов, пока жадность до синтеза не натолкнула их на нечто большее.

Долго ли, коротко ли, стали они плести целые миры из ниточек-струн и частиц многовариантности, налитых информацией. И сплетались миры парадоксальные, в которых бы ни выжила даже самая примитивная бактерия, и получались более сложные – где жили ползающие и летающие, несущиеся со скоростью света и неподвижные…

И стали разлетаться вокруг ошметки-лоскутки информации, словно новогодние фейерверки. И были особо страстные создатели, как сгусток #2385, который послал товарищам мощный сигнал, шевеля тысячи струн сразу нескольких десятков сгустков вокруг. Он оповещал, что создаст непревзойденных существ – они будут так же одержимы синтезом, как и сгустки, только напомнят символические стены, имеющие форму и цвет.

Нашел сгусток свободный закуток в символических стенах Лаборатории, абстрагировался от струн товарищей и принялся вытягивать из себя множество конструктов, сплетая из них пестрые локации. Пока плел сгусток один только сложный пейзаж, другие сгустки успевали сплести по десять миров, и впервые осознал сгусток, что такое сравнение и спешка, и нетерпение. Он не выдерживал и вырывался на волю, к другим сгусткам, и плавал среди них жадно, получая новые и новые конструкты. Возвращался и плел снова.