Владимир Моисеев - Мудрецы и таз [СИ]

Впрочем, им нужна была помощь.

Через пятнадцать минут Горский должен был привести на смотрины гражданина Филимонова — очередного кандидата на путешествие в миры ложной памяти. Случай был относительно сложный, обычно короткого разговора было достаточно, чтобы решить, годится человек для такого сурового испытания или нет. На этот раз клиент попался на удивление верткий, что, конечно, не является веским доводом для отказа. Горского мало интересовали побудительные мотивы Филимонова, ему важно было понять, выдержит ли тот психологическую нагрузку, когда столкнется с тем, что симуляция его новой жизни будет абсолютно не похожа на базовую, привычную. А вот Зимин считал, что этого мало.

Если бы он писал рассказ о таком путешественнике, его бы заинтересовали причины, которые заставили человека так рисковать жизнью. Горский утверждал, что мотивов всего два: скука и комплекс неполноценности. Зимин приводил десятки случаев, которые опровергали этот примитивный подход. Но Горский, выслушав его, каждый раз скучным голосом говорил: «Это скука!» или «Это комплекс неполноценности!»

Спорить с ним было бесполезно. Но для Зимина понять намерения очередного клиента было крайне важно. Он был уверен, что технология ложной памяти еще не до конца отработана, и терпеть очередную неудачу из-за психологических особенностей клиента было бы глупо. Правильнее подстраховаться.

Так и повелось, если мнения относительно кандидата расходились, его приглашали на неформальный ужин, обычно после этого испытания решение принималось единогласно. Живое общение позволяло установить, насколько клиент недоволен базовым существованием или узнать его истинные побудительные мотивы, которые он, может быть, и хотел скрыть, но провести Зимина еще никому не удавалось.

— Что вам заказать, Филимонов? — спросил Горский.

— Утку хотелось бы.

— Какую утку? — переспросил Горский.

— С яблоками. Если можно. Одну порцию.

— Да, конечно.

Зимин хотел задать Филимонову несколько вопросов, но не успел. Филимонов заговорил сам, наверное, давно хотел кому-нибудь рассказать историю своей жизни, ресторанная суета несколько притупила его защитные рефлексы, и теперь он не мог остановиться. Не нужно было быть психологом, чтобы понять — клиент смертельно напуган. Зимин догадался, что в голову тому заскочила безумная мысль — пока он издает звуки, ему ничто не угрожает. И он старался продержаться как можно дольше. Он начал что-то рассказывать о теории кротовых нор, потом довольно неуклюже пустился в рассуждения о балетных новинках, но поскольку был мало знаком с современной театральной жизнью, быстро стал путаться в терминах. Перескочил на поэзию. Продекламировал юмористические стихи о квантовой запутанности. Произнес несколько непонятных фраз о таинственных свойствах диэлектриков и начал долгий и основательный разговор о том, как здорово будет жить людям, когда ученым удастся, наконец, добиться высокотемпературной сверхпроводимости.

Сначала слушать Филимонова было познавательно. Подобные словесные откровения содержали полезный материал для составления психологического профиля клиента. Зимин терпеливо фиксировал каждый поворот индивидуальной логики Филимонова (а она, конечно, существовала, только понять ее было непросто), но когда понял, что замолкать тот не собирается, посчитал, что ошибся, устроив этот ужин. Этому человеку следовало отказать. Ложная память почти наверняка разрушит его личность. Он уже хотел заявить об этом, но его опередил Горский.

— Зачем вы нам все это рассказываете?

— Ну, как же, — удивился Филимонов. — Я должен был объяснить вам, зачем мне понадобилось оказаться в новой реальности.

— Я ничего не понял! — признался Горский.

— По-моему, я был убедителен.

— Нет, — вмешался Зимин.

Филимонов уже не мог скрыть своего презрения.

— Я могу повторить.

— Нет-нет, не стоит. Вы нам прямо скажите, чего вы добиваетесь?

— Вы требуете признания от всех своих клиентов?

— Нет, но вы же особенный, — сказал Зимин.

Филимонов задумался.

— Пожалуй, соглашусь.

— Это значит, что сейчас мы, наконец, услышим…

— Это же так просто: 1. кротовые норы; 2. умение переодеваться; 3. квантовая запутанность; 4. диэлектрики и их таинственные свойства. Любой владеющий логикой человек немедленно сделает вывод, что здесь замешены инопланетяне. Вы должны помочь мне встретиться с влиятельными инопланетянами, чтобы я смог исполнить свое предназначение и заключить с ними взаимовыгодное торговое соглашение.

— Наверное, мы сможем это устроить, не правда ли, Зимин? — не удержался от иронии Горский.

— Что-то я сомневаюсь.

— Правильно ли я понял, что сами вы не догадались установить контакт и подписать документ? — удивился Филимонов. Какие вы еще мальчишки!

— У нас еще все впереди, — ответил Зимин.

— Пожалуй, дело еще хуже. Вы — юноши! Позвольте откланяться. Завтра в десять часов я должен отправиться в путешествие. Надеюсь, вы хотя бы с этим справитесь!

Филимонов направился к двери, на пороге остановился и обернулся, посмотрел на смущенных психофизиков с откровенным презрением и неприлично заржал.

— Пардон, господа, вырвалось.

Естественно, на следующий день Филимонова никуда не отправили. Посчитали его психическое состояние недостаточно устойчивым. Богатая фантазия, конечно, штука полезная, но всему есть предел. Брать на себя лишнюю ответственность за психическое здоровье и без того неуравновешенного субъекта не хотелось. Вот и отказали, сославшись на технические неполадки.

Филимонов даже не удивился, его мнение о Зимине и Горском и так было крайне низким.

На несколько недель о Филимонове забыли. Честно говоря, Зимину даже показалось, что тот больше никогда к ним не придет, сам забудет о своем странном желании. За это время удалось провести несколько вполне удачных экспериментов. Миры были стандартные, детали которых давно уже были отработаны. Лунная станция, полет на Марс, Древний Рим и гладиаторские бои. Клиенты попались не слишком взыскательные, чужие симуляции они воспринимали как собственные. Отклонения от сценария были минимальны. Горский объяснял это тем, что теория раздавленной бабочки, которая, якобы, оказывает сильное влияние на будущее, не верна. Более того, он признался, что очень рад тому, что большинство людей обладают ограниченной фантазией, потому что в противном случае от массового применения ложной памяти пришлось бы немедленно отказаться. Не нужно быть философом или социологом, чтобы догадаться: столкнувшись с большим числом не пересекающихся псевдореальностей, человечество потеряет целостность. А это первый шаг к деградации.