Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

…от мелькающих за окном городских пейзажей мысли Светы сместились к сидящему рядом и на редкость уютно молчащему Леониду Александровичу: надо же! Обаятельный, добросердечный, милый, судя по всему, прекрасный специалист — однако нисколько не похожий на витающего в облаках чудаковатого доктора из насмешливых анекдотов: ничего подобного! Допустим, по её внешнему виду, пульсу и почти неощутимым движениям ребёнка в чреве Леонид Александрович мог догадаться, что в последней время ей пришлось ой как не сладко! Но предположение доктора, что совсем недавно она была смертельно испугана? (Видел бы Леонид Александрович бросившееся на неё чудовище!) А его поразительная догадка, что она явилась откуда-то очень издалека и в этом Ростове у неё нет ни родных, ни близких? Да такие умозаключения впору не доктору, а гениальному сыщику — Шерлоку Холмсу! И?..

«…Светка, кончай стервозничать! — вновь зло одёрнула себя устыдившаяся своих подозрений женщина. — Да, Леонид Александрович необычайно проницателен для доктора, но… какие у тебя основания связывать житейскую проницательность с тайными кознями? Притом — что ты прямо-таки купаешься в идущих от Леонида Александровича волнах дружелюбия, милосердия и любви! Нет, дурочка, сейчас ты полностью доверишься доктору — всё расскажешь ему о своих приключениях!»

Приняв решение, Света немного поколебалась, не зная с чего начать, и вдруг, смутившись, выпалила:

— Леонид Александрович, я действительно приехала очень издалека, и у меня совсем нет денег. Ваших денег, — поправилась женщина, не пожелавшая начать исповедь даже с маленькой лжи, — а те, что у меня есть, боюсь, их не поменяют ни в каком банке. Хуже того, в другом ужасном Ростове меня из-за этих денег хотели расстрелять!

Начав говорить, Света сразу же сбилась с мысли и вместо последовательного рассказа стала излагать отдельные страшные эпизоды. Почувствовав её волнение, доктор ласково положил руку на плечи женщине и стал её успокаивать мягким проникновенным голосом:

— Успокойтесь, Светочка, у нас уже больше ста лет нет смертной казни. Даже пожизненное заключение — исключительная редкость. К нему приговаривают только тех, кто намеренно совершает особенно жестокие убийства. По всей России — не больше пяти, шести человек в год. А уж такая безделица, как фальшивые деньги… Не совсем, конечно, безделица: их изготовитель вполне может получить три года тюрьмы — максимальное наказание за неотягощённые насилием экономические преступления. Но ведь вы, Светочка — наверняка не изготовитель. И, вообще, я почему-то думаю, что деньги у вас не фальшивые. Если вас это не затруднит — было бы любопытно на них взглянуть.

Светлана щёлкнула застёжкой и достала из сумочки пятитысячную купюру. Леонид Александрович с большим интересом повертел её в руках, посмотрел на просвет и удовлетворённо хмыкнул:

— Гм, красивые деньги! И на хорошей бумаге — всё честь по чести. Однако — нисколько не похожи на наши. Наши — куда невзрачнее. Ведь их внешний вид почти не менялся с конца девятнадцатого века. Вот, Светочка, посмотрите.

Доктор достал из брючного кармана сложенную пополам пятирублёвку и протянул женщине.

Действительно, скромная синенькая купюра с двуглавым орлом и надписями, размещёнными по вертикали — прямо-таки страничка из отрывного календаря! Правда, с защитной металлической полосой и переливающимся всеми цветами радуги маленьким голографическим знаком в левом верхнем углу. Разумеется — на очень хорошей бумаге. Свете показалось, будто она где-то — скорее всего, в кино — видела подобные деньги, а в общем доктор был прав: ничего особенного. Разве что?..

— Леонид Александрович, извините за любопытство, а какое у вашего рубля соотношение с долларом?

— Последние восемнадцать лет — примерно, один к двум. За один рубль — два доллара. Хотя до тысяча девятьсот тридцать девятого года, до поразившего американскую экономику глубокого кризиса, было наоборот. Конечно, этот кризис затронул все промышленно развитые страны, но Россию — меньше других. И с тех пор соотношение стало меняться — если бы не предпринятые Всероссийским Императорским Банком девятнадцать лет назад стабилизационные меры, боюсь, доллар бы сейчас стоил двадцать, двадцать пять копеек. А у вас, Светочка, как я понял из того, что вы носите в своей сумочке купюры столь крупного достоинства — не так?

— Ой, не так! — воскликнула Света, — в Конфедерации Югороссии — примерно, один к ста пятидесяти. Конечно — не в пользу рубля. Но это — мелочи. Жить можно. Леонид Александрович, — Свете вдруг пришёл в голову «сакраментальный» вопрос, — а может, у вас и революции не было? Ну — в октябре семнадцатого? И двух мировых войн?

— От мировых катаклизмов, Светочка, Бог нас, по счастью, миловал. Хотя нескольких достаточно крупных и страшно кровопролитных войн Европе в двадцатом веке избежать, к сожалению, не удалось. Австро-сербской — в тысяча девятьсот четырнадцатом году, и двух франко-германских: в шестнадцатом и тридцать седьмом годах. На которых — представляешь, Светочка! — погибло почти полтора миллиона человек. И кто знает, — углубившись в себя, Леонид Александрович замолчал на две, три секунды и после короткой паузы продолжил, уже не столько рассказывая, сколько размышляя вслух, — если бы не Иннокентий Глебович… Ведь, между нами, Николай II был очень неважным правителем. К тому же, имел, как минимум, два совершенно недопустимых для крупного политического деятеля свойства: с одной стороны — жуткое упрямство, а с другой, детскую склонность попадать под влияние окружающих… среди, которых, к несчастью, случались люди алчные и недалёкие, а порой, и просто проходимцы. И если бы не Иннокентий Глебович Горчаков… хотя некоторые историки склонны его тоже считать авантюристом… как же — князь без роду племени… С другой стороны, даже эти историки не отрицают, что принятый Государственной Думой с подачи царя в апреле 1911-го года Основополагающий Принцип Внешней Политики России — Принцип Вооружённого Нейтралитета — едва ли не целиком, заслуга самозваного князя. Да, Горчакова поддержал Столыпин, но Пётр Аркадьевич никогда не имел большого влияния на Николая II, так что… а ведь не заяви Россия в 1911-ом году твёрдо и недвусмысленно о своих приоритетах, кто знает… в девятьсот шестнадцатом Франции, возможно, и удалось бы втянуть её в совершенно ненужную России войну с Германией. Простите, Светочка, — вдруг спохватился Леонид Александрович, — мы уже почти приехали, а я, беспардонно увлёкшись, несу всякую чушь. Хотя… ещё раз простите, Светочка, это, наверное, потому, что я, кажется, догадался, откуда вы к нам попали. Из параллельного мира — верно?