Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

Восемнадцатого августа две тысячи энного года Иннокентий Глебович Горчаков в кругу своих ближайших — нет, не друзей, соратников — скромно отмечал своё пятидесятипятилетние. Мак в этом году уродил отменно, что для Дикого Поля — вопреки известной пословице, «семь лет мак не родил, голода не знали» — являлось главным источником благосостояния. Сырья, используя огромную армию пришлых сезонных работников, заготовлено было даже больше того, чтобы пяти небольшим, но оборудованным по последнему слову техники героиновым заводам работать, не простаивая ни минуты, до нового урожая.

Четыре года назад, когда начиналось Дикое Поле, «степняки» — главари вооружённых «хунт», «банд», «ватаг», «отрядов» — широко использовали на маковых плантациях рабский труд. Но уже менее чем через год выяснилось, что, при кажущейся эффективности, в действительности такой труд может быть относительно выгодным только в том случае, если имеется неограниченный приток рабов — то есть, когда за три, четыре месяца летней страды можно выжать из человека всё, превратив его в «доходягу», а на следующее лето заменить другим, «свежим». Когда же такой возможности нет, — а после первых удачных бандитских набегов на ставшие независимыми Ростовскую, Астраханскую, Воронежскую, Волгоградскую области, Краснодарский и Ставропольский края, соседи опомнились, объединились и дали бандитам такой отпор, что тем пришлось думать не о захвате новых рабов, а о том, как бы удержать за собой Дикое Поле — то «нормальный» рабский труд крайне непроизводителен. Да, рабу можно не платить, но ведь его надо кормить. Пусть самой неприхотливой пищей, но — если не используешь на износ — в достатке. А охрана? Которая разворовывает всё, что может?

Так что к тому времени, когда бывший полковник спецназа Иннокентий Глебович Горчаков — с половиной вверенного ему полка и с несметным (по местным масштабам) количеством броне-и-прочей техники — осчастливил своим появлением Дикое Поле, то большинство «правильных» «степняков» вместо рабов предпочитало использовать нанимаемых на сезон рабочих. Рабы сохранились только у тех, которым вид униженных, голодных, забитых, почти потерявших человеческий облик существ доставлял удовольствие — в небольшом количестве, для работ по хозяйству. Особенно — у промышляющих в основном не производством героина, а грабежом. Но таких, по мере того, как соседи Дикого Поля объединялись и крепли, становилось всё меньше.

(Наложниц в гаремах рабынями, разумеется, не считали.)

Словом, к тому времени, когда в сентябре прошлого года Иннокентию Глебовичу — помимо множества техники располагающему (главное!) не разношерстным вооружённым сбродом, а элитной войсковой частью — удалось навязать Дикому Полю свою безоговорочную власть, рабство в степях между Волгой и Доном играло крайне незначительную роль. И не мешало Миссии Иннокентия Глебовича.

Слово «Миссия» приводится здесь с прописной буквы отнюдь не зря — не со строчной же было обозначать дело человека, поставившего своей задачей воссоздание России? Воссоединение её разрозненных краёв и областей! Возвращение — пусть со временем — статуса Великой Державы! Да кто из предшественников полковника Горчакова замахивался на подобное? Владимир Мономах? Иван Калита? Минин и Пожарский? Нет! Их ноша в сравнении с бременем, которое вознамерился возложить на себя Иннокентий Глебович, явно не тянет! Но! (Частица, эффектное употребление коей сделалось для полковника излюбленным риторическим приёмом.) Но! Для воссоздания России нужны деньги! Огромные! А после Великого Разграбления девяностых годов и злосчастного Референдума в России если что и осталось, то только разорванные на куски нити нефте-и-газопроводов. И нефтегазодобывающая Тюмень, вообразившая было, что наконец-то вздохнёт свободно, осталась нищей. В самом деле, ведь не Северным же Морским Путём вывозить её чёрное и голубое «золото»! А каждая область, по территории которой проходили вожделенные трубы, мечтала драть за транзит такую плату… в конце концов, с помощью — и к выгоде! — Москвы кое-как уладилось. И не совсем верно, что денег — конечно, имеется в виду твердая валюта — на седьмой части суши ни у кого не осталось. Они были. Немного. И у немногих. К сожалению — не у Иннокентия Глебовича.

Нет, не сказать, что во время Великого Грабежа к его рукам ничего не прилипло. Прилипло. Свой миллион долларов он, служивший в ФСБ по хозяйственной части, конечно, имел. И даже — не один. За что — ибо не по чину! — был тихо переведён в волгоградский спецназ. С сохранением звания. И без изъятия — а, чёрт с ним! — двух «лишних» миллионов. Однако — три миллиона… чтобы безбедно прожить остаток дней, сколько бы их ни даровал Господь, и даже оставить детям — если бы таковые (по крайней мере — законные) водились у Иннокентия Глебовича — на это да, на это бы их хватило. Но затевать с такими деньгами хоть что-то серьёзное? Смешно! А уж спасать Россию?!

Собственно, о спасении России до марта две тысячи судьбоносного для полковника года Иннокентий Глебович никогда и не помышлял. Талантами он обладал разнообразнейшими, но уж жертвенность-то в их число никак не входила. И «Пассионарием» — красивый, в широкий обиход введённый Львом Гумилёвым, термин — он тоже не являлся. Напротив, по своей натуре был человеком скорее холодным, никогда не теряющим рассудка. И ещё зимой две тысячи своего звёздного года частенько подумывал: а не бросить ли всё к чёрту, не перебраться ли в относительно стабильную Московскую губернию — приобрести где-нибудь под Звенигородом домик с садом, скромный (дабы не зарились соседи) «джип», жениться, обзавестись детишками (а что, пятьдесят три года — не возраст!) и зажить себе эдаким безобидным рантье. Мечты, мечты… Иннокентий Глебович прекрасно понимал, что без «крыши», которой являлась его служба в спецподразделении, если не головы, то уж трёх-то своих миллионов он точно лишиться. А скоре всего — и того и другого. Да даже, если только и денег — нищему в нищей России! — зачем ему тогда голова? Чтобы в один из особенно чёрных дней было к чему приставить дуло? Попробовать за кордон? Во-первых — трудно. А главное: и Европа, и Америка в течение девяностых годов настолько «объелись» «новыми русскими», что теперь из-за несварения желудка, даже не распробовав, их изрыгают. Справедливо — наконец-то опомнились! — полагая, что, ограбившие собственную страну, не умеют заниматься ничем, кроме грабежа. А уж после того, когда с начала две тысячи приснопамятного года на европейские чёрные рынки из распавшейся России стал поступать низкосортный героин… Да в огромном — с каждым годом всё увеличивающемся! — количестве…