Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

— Да, я бы сейчас! — я наклонился к самому уху подполковника, — с удовольствием об твою рожу кулаки почесал, так, для снятия стресса! Если бы сам виноват не был, видел же документацию на движки, но согласился лететь. По твоей милости чуть в тюрьму не попал!

— Но мы же урегулировали ситуацию, Сергей Николаевич. Я же говорил: всю ответственность беду на себя.

— Да, ты уж возьмешь на себя ответственность! С доктором поздоровайся!

— Здравствуйте, доктор, — ответил подполковник, пожимая протянутую доктором руку.

— А, не выпить ли нам по сто грамм по поводу благополучного завершения всего этого кошмара, надо как-то стресс снять, все-таки, — предложил доктор, и я похолодел. Он решил, во что бы то ни стало, попасть в клинику.

— Почему бы и нет? Идемте в ресторан, посидим немного, — согласился подполковник.

Мы зашли в ресторан аэропорта и заказали немного выпивки и закуску. Я подробно рассказал о полете, о том, как удалось сесть, попутно высказал все, что думаю о материальной части, на которой пришлось лететь. Подполковник только развел руками.

— Что делать! Что есть — на том и летаем. Выбирать не приходится.

Мы стали вспоминать различные случаи из своей летной жизни, и трагические, и курьезные. Станислав Викторович молчал, не находя повода включиться в разговор. Не нужно давать ему этот повод, я говорил, и говорил, не давая доктору вставить слово. Все вышло совершенно случайно, я рассказал о своем катапультировании с Су-11.

— Станислав Викторович меня тогда по частям собрал! Если бы не он, то в лучшем случае остался бы я инвалидом на всю жизнь, а в худшем… Доктор просто гений в хирургии! Он чудеса творит!

— Ну, Сережа, ты преувеличиваешь мои скромные способности. Вылечить живого, но серьезно пострадавшего, — это не чудо. А вот мертвого воскресить — это действительно чудо.

— Насколько мне известно, кроме Иисуса Христа этого еще никто не делал, — сказал подполковник.

— А, вот тут Вы ошибаетесь! А клиническая смерть? Ведь выводят же врачи пациента из состояния клинической смерти. Казалось бы, все: пульса нет, дыхания нет, сердце остановилось — мертв человек! Но выводят же его из этого состояния! А Вы говорите!

— Но это длится всего насколько минут, — возразил подполковник, — после чего вернуть человека к жизни уже невозможно.

— Да, первый срок клинической смерти длится всего 5 — 6 минут, пока клетки головного мозга сохраняют свою жизнеспособность при аноксии, но существует еще и второй срок клинической смерти, который длится уже десятки минут, если замедляются процессы дегенерации высших отделов головного мозга.

— Насколько я Вас понял, — сказал подполковник, — оживить человека можно пока мозг его жив, а если клетки мозга погибли, то сделать уже ничего невозможно? Значит, оживить по-настоящему мертвого человека все-таки нельзя?

— Да, примерно так, и все же, скажу я вам, ребята, между нами, не для широкой огласки, что все-таки ведутся работы по воскрешению, точнее по воссозданию умершего!

— Да ну!!! — воскликнули мы в один голос. Я умоляюще посмотрел на Станислава Викторовича, «может, не надо?», но он только улыбнулся слегка, краешками губ, и чуть заметно кивнул — «надо, надо».

— Вот вам и «ну»! — продолжал он развивать начатую тему. — В Ленинграде, в военно-медицинской академии есть документы, — доктор понизил голос до шепота, — говорящие о том, что еще в фашистской Германии в секретной лаборатории гестапо генетики проводили опыты на заключенных. Убивали их, а потом на основе генетического материала пытались воссоздать точную копию погибшего организма!

— Не может быть! — удивился подполковник. — Если бы такие опыты проводились еще тогда, то они непременно велись бы и сейчас, и были бы, наверняка, результаты!

— А кто Вам сказал, что они сейчас не ведутся? Но подобные исследования засекречены не только в фашистской Германии, как Вы понимаете. Засекречены! Представляете, какие возможности открывает это направление!?

— О тайных обществах, исследованиях, подземных лабораториях рейха ходит много легенд. Все они обусловлены недостатком информации, — сказал подполковник. — Все тайное порождает слухи, которые чаще всего ничем не обоснованы. Ну, что такого содержится в ваших документах? Что, описана методика подобных экспериментов? Результаты? Думаю, ничего существенного достигнуто не было. Как правило, серьезные достижения науки имеют свое продолжение и развитие, а неудачи засекречиваются. Слышали о «летающих тарелках» третьего рейха? Уже доказано, что все это фальшивки.

— А если нет? И результаты действительно были? Насчет «летающих тарелок» ничего не скажу, не знаю. А вот о достижениях в области генетики могу сказать весьма определенно. Они действительно были. И документы эти подлинные.

Между доктором и подполковником завязался спор, и чем больший скептицизм проявлял подполковник, тем более увлеченно доказывал свою правоту доктор. Мне показалось, что подполковник нарочно разыгрывал скептика, чтобы как можно больше информации выведать у разогретого коньяком собеседника, но возможно, мне это просто показалось, и ничего не произойдет, сейчас мы разойдемся: мы с подполковником в клинику, доктор Архангельский в районную больницу, к пострадавшим.

— Ну, ладно, не верите — так не надо, — сказал доктор. — Было, не было — кто его знает. Давайте, лучше, еще по одной!

Посидев еще немного, мы разошлись. Особенно расслабляться было нельзя, нас ждала работа. Пожимая нам руки, доктор Архангельский сказал:

— Спасибо, ребята, за приятную беседу, но мне пора в больницу.

— А мы в клинику, — ответил подполковник, — скоро Сергей Николаевич нас покинет и вернется в строй, так что ненадолго вы расстаетесь. Пойду, позвоню, чтобы машину за нами прислали. Я ведь, с тех пор как Вы улетели, еще с аэродрома не уезжал.

Подполковник ушел.

— Ну, что? — спросил я доктора, — думаете, сработала Ваша информация? Клюнул подполковник?

— Думаю, что да, клюнул, иначе не пошел бы он вызывать машину, он должен был вызвать ее еще до того, как приземлился наш самолет.

— Если это так, то мы лезем в мышеловку, которую сами для себя и поставили. Откажитесь, пока не поздно. Каким образом, и кто мог прекратить следствие по моему делу? Как Вы думаете? Все это гораздо серьезнее, чем мы себе представляли. Стоит ли Вам ввязываться в это дело?

— Стоит, Сережа, стоит. Я готов полезть в эту мышеловку, только бы узнать правду, и я узнаю ее, чем бы это мне ни грозило.

Вскоре подполковник вернулся, очень расстроенный.

— Случилось несчастье, доктор, один наш пациент попал под автомобиль, пострадал очень серьезно. Видимо, нужна срочная операция, а у нас достаточно квалифицированных хирургов нет, только одни психологи. Не смогли бы Вы нам помочь, поехать с нами?