Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

— А операционная у вас есть? Нужен еще и подготовленный медперсонал, соответствующее оборудование. Может лучше вести его сюда, в город?

— Нет, не довезем! А операционная есть! Есть персонал, есть и оборудование, но нет хирургов достаточно высокой квалификации, просили вызвать специалиста из городской больницы. А раз Вы тут, возможно, не откажете в помощи?

— Хорошо, поехали, только пойду, коллег предупрежу, с этими ранеными в больнице без меня справятся, но надо отдать кое-какие распоряжения.

Станислав Викторович ушел, но вскоре вернулся, и мы уехали. С доктором мы расстались, и я направился в свою гостиницу. Придется ли еще мне свидеться с ним?

Когда я вернулся в свой город, он встретил меня теплым осенним утром. Деревья, еще не успев сбросить свой последний наряд, стояли тихими и печальными. Какая-то легкая, светлая грусть была в облаках, плывущих по синему небу. Есть особая красота, особая прелесть в синеве осеннего неба. Это не выгоревшие под жарким солнцем краски лета, а яркая, жгучая синева. Природа прощается с теплом, одеваясь в последние наряды, чтобы вскоре сбросить их до весны, и умереть. На душе было грустно и тревожно. Увижу ли я снова доктора Архангельского? Мы ввязались в серьезную игру, которая по силам лишь профессиональным разведчикам, как два дворовых пса, ворвались мы в стаю волков, которая разорвет нас на куски при малейшей ошибке.

Прошел день, а от Станислава Викторовича вестей не было. Я приготовился к долгому, томительному ожиданию, но на следующий день он явился ко мне в гостиницу, как ни в чем не бывало. Вид у него был мрачный и озабоченный.

— Пойдем, Сережа, поговорим. Все гораздо хуже, чем мы предполагали.

Мы спустились в кафе, в котором, как всегда сидели два капитана, и спорили, не видя ничего вокруг себя. Несколько посетителей сидели за столиками, поглощенные своими заботами.

— А можно ли здесь говорить? — спросил я. Но доктор только махнул рукой:

— Думаю, можно.

Доктор начал свой рассказ.

Когда мы расстались с тобой, подполковник отвез меня в хирургическое отделение, и уехал. Встретил меня доктор Вагнер. Интересный мужик, невысокий, лысый, и вообще, каким-то домашним, незлым он мне показался. Только глаза какие-то не такие, сам улыбается, а глаза — нет, как посмотрит — аж холодно от взгляда его становится.

Поздоровался он со мной, и представился доктором Вагнером, Арнольдом Ивановичем. Я заметил, что у него несколько странное сочетание имени, отчества и фамилии, но он только отмахнулся:

— А, это все от предков. Мой предок — немец, еще при Петре Первом приехал в Россию, был лейб-медиком при царском дворе, а имена потом давали своим детям, то русские, то немецкие. Так что, ничего удивительного. Посмотрите, доктор, можно ли что-то сделать. Просто ума не приложу, как это могло случиться, у нас-то и машины раз в два часа ходят, и тут такой случай!

Мы вошли в операционную, тело пациента лежало на столе. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что моя помощь уже была не нужна. На теле проступили трупные пятна. Но все же я внимательно осмотрел его и сказал:

— Боюсь, что слишком поздно Вы попросили меня о помощи. Хотя и раньше я не смог бы ему помочь, он получил повреждения, не совместимые с жизнью.

Меня это насторожило, неужели доктор не смог определить сразу, что пациент уже не жилец на этом свете? Ведь это же врач, а не безутешная вдова, рыдающая над неподвижным телом.

— И Вы ничего не сможете сделать? — он спросил меня таким удивленным голосом, как будто бы я отказывался от чего-то, что мог сделать любой специалист, — а мне вас рекомендовали, как хирурга высочайшей квалификации!

— Да, я хирург, — меня это уже начало раздражать, — но я же не Иисус Христос!

— Да, да, конечно. Простите доктор, это все эмоции. Такой случай, просто не знаю, что делать! — Он был так расстроен, так растерян, что я ничего не понимал.

— Да, ничего уже не сделаешь, — я сказал ему уже более спокойно, хотя хотелось, честно говоря, просто нахамить. Или он считает меня полным идиотом, или сам полный идиот!

— Но, неужели ничего нельзя сделать? — и тут что-то такое блеснуло в его глазах, отчего я понял: нет, он не идиот, он что-то задумал.

— А, Вы что, сами не видите? — я вложил в эту фразу как можно больше раздражения и желчи, чтобы больше подобных вопросов он не задавал.

— А, что вы скажете, доктор, — тон его резко изменился, он сделался каким-то жестким, уверенным, спокойным, — если через несколько часов, Вы увидите этого человека живым и здоровым?

— Скажу, что такого быть не может!

— А как же секретные документы из лаборатории гестапо? — спросил он. — Вы же сами упоминали о них! Не допускаете того, что эти исследования дали свои результаты? Оставим пока это бездыханное тело, идемте в кабинет, поговорим.

Проводил он меня в кабинет, сесть предложил, и любезно поинтересовался, не желаю ли коньяк или кофе, но я отказался от всего. Тогда он перешел сразу к делу:

— Ну, хорошо, расскажите, что Вам известно о документах, которые находятся в военно-медицинской академии?

— Почему я должен Вам об этом рассказывать? Документы секретные.

Но он прекрасно понимал, что я не случайно проговорился о том, что мне известно о секретной лаборатории. Наша задумка подбросить информацию, как бы невзначай, оказалась весьма примитивной.

— Бросьте, полковник! — сказал он это таким тоном, что мне стало ясно: он принял нашу игру, и нужно продолжать. — Сначала Вы рассказываете о них первому встречному, а потом отказываетесь говорить со своим коллегой? Не смешите меня, Станислав Викторович! Вы специально рассказали о документах. Вы хотели попасть сюда? Хотите знать, чего нам удалось достичь? Вы это узнаете. Но сперва расскажите мне все, что Вам известно о секретной лаборатории гестапо.

— Ничего я Вам не расскажу! — нужно было хотя бы сделать вид, что это была только случайная оговорка, и посмотреть какая будет реакция. Действительно ли его интересует, что мне известно? Если это так, то он должен попытаться вытащить из меня информацию любыми средствами. Он продолжал:

— Не будьте наивным, коллега. Если мы можем за несколько часов восстановить полностью живой организм, получивший, как Вы выразились, повреждения не совместимые с жизнью, то неужели Вы думаете, что чьи-то мысли для нас являются тайной? О, нет! Мы не будем Вас пытать, ломать пальцы и загонять гвозди под ногти! Не будем пичкать Вас наркотиками! Все эти средневековые ужасы в прошлом. Посмотрите на этот стакан воды. Все, о чем Вы сейчас подумали, зафиксировано водой. Да, да, простой водой! Без всякой аппаратуры и магических фокусов. Так есть, и так было, и так будет всегда, вода имеет свойство запоминать информацию, хотя ученые об этом узнали относительно недавно, знали это древние маги и колдуны. Но дело в том, что мы, эту информацию умеем читать. Ведь мы восстанавливаем организм на основе информации, считанной с клеток. Человек — это не только биологическая субстанция, но прежде всего — информационная. Расскажете ли Вы мне что-либо или нет — не имеет значения. Хотите, я скажу, что Вы знаете?