Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

Он начал перечислять сведения, которые действительно в этих документах содержались. Не знаю, на самом деле ли он прочитал мои мысли, или ему было известно содержание тех документов, которые немцы не успели вывезти.

— Ну, что продолжать, или продолжите сами? — он даже слегка улыбнулся. — Я хочу, чтобы у нас получился диалог, нормальный разговор двух специалистов.

— Я расскажу Вам все, если Вы ответите мне на один вопрос.

— Отвечу, с удовольствием отвечу. Я даже знаю, что Вы хотите спросить. Ведь Ваша фамилия — Архангельский? И фамилию своего… отца, я не ошибся? Военврач Архангельский — ваш отец?

— Да!

— Вы увидели в списке сотрудников лаборатории? Так?

— Так, именно так! И я хотел бы знать подробности, как мой отец попал туда, и что он там делал?

— Как попал — не знаю, в документах, с которыми я знакомился, этого нет, а что делал? Работал, дорогой мой, работал!

— Как работал? Сам? Или его вынудили?

— Я, знаете, там не был! И подробностей не знаю, я ведь не тот доктор Вагнер, что гестаповской клиникой руководил, и не родственник его, а просто однофамилец! Просто совпадение, случайное совпадение! И не приставайте ко мне с претензиями! Я знаю только то, что знаю! Знаю только то, что нового внес Ваш отец в методику, но Вам это ни о чем не скажет, Вы не специалист в этой области. А уж, на каком основании: добровольно или принудительно — это меня меньше всего интересует. Мы — не спецслужба, мы — медики! Ответил я на Ваш вопрос?

— Получается, что мой отец сотрудничал с немцами?

— Многие сотрудничали с немцами, ну что с того? Время было такое, не нам судить их, да и что изменится, если Вы будете знать, что побудило его к сотрудничеству?

— Но мне это важно, поймите, важно, ведь это же мой отец!

— Я понимаю Вас, чисто по-человечески, и мне нет смысла от Вас что-то скрывать, но о мотивах поведения Вашего отца мне ничего не известно, знаю только то, что он покончил собой. Думаю, Вам будет важно знать это.

— Да, конечно, значит, все-таки они его заставили, значит, он не сам, не сам!

Думаю, Вагнер правду сказал, не знает он подробностей о моем отце, но то, что он покончил собой, о многом говорит. Видимо, это был единственный способ прекратить сотрудничество с немцами. Потом Вагнер спросил, почему я решил, что именно в его клинике ведутся исследования, начатые когда-то в Ананербе под руководством Гиммлера?

Вот тут я по-настоящему испугался. Если он узнает о том, что ты подслушал разговор, будучи в состоянии клинической смерти, то вся наша затея обречена на провал. Да, я действительно не Штирлиц, мы с тобой не продумали никакой версии по этому поводу. Сейчас я больше напоминал Плейшнера, попавшего в западню.

Нужно было срочно что-то придумать. И времени на обдумывание совершенно не было. Доктор Вагнер раскусил нашу игру с самого начала. Его совершенно не интересовало содержание немецких секретных документов, попавших в руки советской разведки, его интересовало другое — откуда произошла утечка информации об его клинике? Он прекрасно понимал, что информация могла исходить только от тебя. Нужно было убедить его, что ты рассказал мне что-то, из чего я сам мог сделать выводы. И я пошел ва-банк.

— А чем можно еще объяснить странные события, происходящие в этой клинике? Сперва какая-то женщина попадает под трамвай, а уже на следующий день ее видят здоровой и невредимой. Потом Вашего пациента сбивает автомобиль, он чувствует удар, а на утро просыпается, как ни в чем не бывало! Даже если повреждения оказались не смертельными, он должен был пройти курс лечения, скорее всего с хирургическим вмешательством! И не надо мне говорить, что это плод его воображения, что он почувствовал удар потому, что ожидал его! Не нужно объяснять мне это особенностями человеческой психики, я эти особенности знаю не хуже Вас! Это ему Вы можете вешать лапшу на уши, а мне не надо, я медик, с немалым опытом работы!

Доктор Вагнер задумался немного, посмотрел в потолок, будто рассматривал там чего-то, потом сделал глоток коньяка, и согласился, что есть недоработка в его методах, мог ты заподозрить что-то неладное после того, как на тебя автомобиль наехал. Предложил и мне свой коньяк. Я понял, что предстоит долгий разговор, и отказываться от угощения бессмысленно. И доктор рассказал:

— Работы эти были начаты по инициативе Гиммлера, еще до начала войны. Знаю, Вы скажете мне, что все это бесчеловечно.

Тут его понесло, и мне пришлось выслушать целую лекцию по философии:

— Но Вы не правы. Что такое человечество? Сборище индивидуумов, обладающих в среднем одинаковыми возможностями? О, нет, мой дорогой доктор! Нет, и еще раз нет! Человечество состоит из элиты и толпы, то есть господ и рабов. Так было, и так будет всегда. Для того чтобы элита могла творить, создавать совершенную технику, великие произведения искусства, кто-то должен работать в поте лица, чтобы эту элиту кормить. Мы восхищаемся произведениями искусства древнего Рима, изучаем римское право, восторгаемся римской демократией. Но ведь и в древнем Риме были патриции и плебеи. Для того чтобы патриции могли заниматься творчеством, управлением государством, наукой, плебеи работали, и обеспечивали патрициев всем необходимым.

Со временем рабство исчерпало себя. Развитие техники потребовало специалистов, обладающих достаточным уровнем интеллекта. Интеллект специалиста противоречит положению раба, человек, обладающий интеллектом, непременно хочет оказаться на месте патриция. Но кто же тогда будет работать, если все окажутся в положении патрициев, элиты? Отсюда вечный конфликт, так называемая, классовая борьба. Какими бы красивыми лозунгами не прикрывалась суть, заключается она в том, что человек, по природе своей, желает получать блага, но не желает заниматься тяжким трудом. Все великие мыслители человечества, заметьте, из патрициев, так как среди плебеев нет, и не может быть мыслителей, пытались разрешить это противоречие. Маркс решал эту проблему одними средствами, Гитлер — другими. Идеи Гитлера Вам известны, но, думаю, что не все.

Мало покорить другие народы и заставить их работать на себя. Нужно создать совершенную расу господ и расу рабов, среди которых должны быть и специалисты высокого класса, обладающие необходимым интеллектом для выполнения своей работы, но остающимися на положении рабов, причем положением этим вполне удовлетворенные.

Перед учеными была поставлена задача, создать армию рабов на основе того материала, который арийская раса получит на завоеванных землях. Решалась задача двумя путями: созданием медикаментов, подавляющих личность, и путем генной инженерии, выращивания людей-роботов. Они должны были великолепно выполнять сложную работу, но при этом не иметь никаких других потребностей, кроме физиологических. Такие люди-роботы не способны испытывать счастья, вдохновения, но они не способны и страдать. В этом гуманизм данного направления. Мы создаем рабов, не способных к страданиям. Разве может страдать автомобиль, самолет, компьютер?