Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

— Скажите, профессор, — спросил я, — а он раскаивался в том, что натворил?

— Раскаивался? Конечно же, нет! Ни в чем он не раскаивался, ему казалось, что Германия проводила недостаточно жесткую политику по отношению к завоеванным народам, в этом и видел он причину поражения.

— Александр Степанович, а в Аргентине лаборатория продолжала свои исследования? — спросил доктор.

— Да, продолжала. Исследования проводились и в Америке. Как только ЦРУ стало известно об этих разработках, США начали финансирование программы. Но опытов над людьми вначале не проводили, были проблемы с человеческим материалом. Это уже потом, когда по всему миру построили секретные тюрьмы ЦРУ, исследования были продолжены в полном объеме. Именно эти тюрьмы и поставляли человеческий материал.

— Но сейчас-то они работают не с узниками тюрем? — спросил я.

— Да, для качественных результатов нужен и качественный материал. Узники нужны для экспериментов. Такие эксперименты до сих пор проводятся, но не здесь. Здесь уже налажено производство. Существуют сотни таких лабораторий по всему миру, под видом клиник психологической реабилитации. Их интересуют люди, являющиеся высококлассными специалистами, но пережившими душеные травмы. Их лечат, восстанавливают профессиональные навыки, потом возвращают тем, кто их сюда направил, а на основе клеток создают множество копий, обладающих профессиональными навыками оригинала, но лишенные каких-либо личностных качеств. Их продают заказчикам за большие деньги.

— Скажите, профессор, — спросил доктор, — а к чему такие сложности. Сначала они берут человека, пережившего душевную травму, устраивают ему какие-то бессмысленные тесты на выживание, потом, в случае его гибели, восстанавливают организм на основе клонирования, и только потом, берут у него клетки, для производства безличностных копий? Не проще было бы просто взять клетки у высококлассного специалиста под видом медицинских анализов, и дальше на этой основе делать копии!

— Не все так просто, как Вам кажется. Во-первых, с человеком, получившим душевную травму, легче работать, он более податлив, воля его частично сломлена. Во-вторых, здесь готовят специалистов, которые должны действовать в экстремальных ситуациях. Для этого нужно подавить страх, сделать это можно на генетическом уровне. Полностью подавить страх нельзя, ибо страх обеспечивает гомеостазис, страх — это основа инстинкта самосохранения. Нужно подавить панический страх, который парализует волю и не дает возможности принять правильное решение в критической ситуации. Это решается на генетическом уровне. И, в-третьих, генная инженерия позволяет выделить ген, который отвечает за профессионализм, и таким образом передать склонность к данной специальности по наследству.

— Профессор, — сказал я, — Вы должны рассказать всему миру о том, что здесь происходит, обо всем том, что Вы знаете!

— Нет, молодые люди, я уже давно ничего никому не должен. Я ведь не человек, понимаете, не человек. Просто существо, лишенное человеческих качеств. Да, и ничего я, по сути дела, не знаю. У меня нет фактов. Это все лишь результат моих логических умозаключений. А может быть, все совершенно не так, и это только бред моей больной фантазии.

— Но ведь, о работах секретной лаборатории гестапо Вы все знаете! — сказал доктор. — Вы должны все рассказать. Мы не должны допустить, чтобы человечество постигла новая катастрофа!

— Я уже говорил вам, что никому, ничего не должен. А потом, учтите, все, абсолютно все в этом мире развивается по программе. Если мир не должен пойти по пути, намеченному Гитлером, то он и не пойдет по нему, а если должен, то ни я, ни вы, и никто другой, не смогут изменить мир. Еще раз повторяю вам, что я не человек. У меня нет ни желаний, ни стремлений, ни чувства долга перед кем-либо, у меня вообще ничего нет. Я просто сижу целыми днями на этой скамейке, и вспоминаю прошлую жизнь. Но воспоминания эти не доставляют мне ни радости, ни печали, ни боли, ни страдания, и не вызывают никаких желаний.

Если у вас есть силы и желание бороться — боритесь, делайте то, что считаете нужным. По крайней мере, у вас будет какая-то видимость смысла вашей жизни. Хотя, в принципе, никакого смысла в жизни каждого из нас нет.

— Если бы мы знали, как и что можно сделать! — сказал доктор Архангельский, — из этого города нет выхода, мы находимся во власти доктора Вагнера. Нет выхода из города, нет выхода из сложившейся ситуации!

— Из любой ситуации есть выход. Попытайтесь его найти. Возможно, у вас что-то и получится.

— Тогда, до свидания, профессор, мы, попробуем что-то сделать.

Мы шли с доктором Архангельским старым парком, по опавшей осенней листве и рассуждали о том, что можно предпринять в данной ситуации.

— Послушай, Сережа, — сказал доктор, — нужно сделать две вещи: добыть документы, изобличающие деятельность доктора Вагнера, и выбраться отсюда незаметным образом. Как это сделать, я пока не знаю. Но я попробую исследовать окрестности этого города. Ведь существует же общение с внешним миром, люди как-то попадают сюда, и как-то отсюда выходят. Завозят продовольствие и медикаменты. Нужно постараться найти то место, где находится канал выхода и входа, и определить режим его работы, пропускную систему. Ведь не сам же доктор открывает и закрывает его.

— Но ведь он же Вам говорил…

— Да, мало ли что он говорил! Ты где-нибудь видел руководителя предприятия, который стоит на воротах вместо охранника? Не его это работа, должны быть какие-то службы, который организуют пропускной режим. А ты попытайся установить контакты с людьми. Не может же быть, чтобы этот город состоял из одних призраков. Раз здесь готовят специалистов для работы в экстремальных ситуациях, должны быть афганцы или другие, кто прошел горячие точки, профессиональные бойцы, разведчики. Нужно с ними установить контакт. Ты должен оставаться на легальном положении, заниматься своими тренировками, а искать нужных людей в свободное время. А я не связан никакими обязанностями, и могу вести поиск на свой страх и риск.

На некоторое время мы расстались с доктором, он занялся поисками возможных путей выхода, а я продолжал свои занятия, определенные программой, а в свободное время посещал кафе и рестораны — единственные места, где собирались люди. Я вглядывался в их лица, пытаясь разглядеть хоть искру мысли, найти тех, с кем можно было бы говорить. Продолжалось это изо дня в день, но пока никого подходящего для разговора я не встретил. Каждый день я проходил мимо старика и здоровался с ним, он молча кивал в ответ. Но однажды он окликнул меня:

— Подойди сюда, Сережа, — тихо сказал он. Я подошел.

— Я видел доктора Архангельского, он сказал, чтобы ты ни под каким видом не возвращался в свой номер. На тренировки и процедуры больше не ходи. Продолжай поиски, но очень осторожно. Вы ввязались в серьезную игру, и по-видимому, вам обоим грозит смертельная опасность. Доктор сказал, что сам найдет тебя.