Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

Ситуация с автомобилем, трамваем, падающим на голову предметом — это предварительный, отборочный тест. Если после трех тестов человек не мог справиться с ситуацией, и вновь погибал, «материал» списывали по профессиональной непригодности, погибшего восстанавливали, но больше с ним не работали. Для тех же, кто прошел предварительный отборочный тест, моделировали ситуацию, соответствующую его профессиональной ориентации. Для меня это был полет на помощь пострадавшим от землетрясения. Какие ситуации будут предложены остальным пациентам доктора Розенберга, выяснить не удалось, информации об этом не было в той базе данных, к которой мы получили доступ.

Доктор Архангельский давал нам указания, что нужно печатать из найденного материала. Так мы проработали почти до самого утра. Уже начинало светать, когда мы, наконец, выключили компьютер, погасили свет и закрыли дверь. Воодушевленные успехом, мы решили немедленно выбираться отсюда, воспользовавшись выходом, обнаруженным доктором.

— Да, наследили мы здесь, — проворчал доктор Архангельский, — кучу бумаги израсходовали.

— Ничего, — ответил Валера, — пока доктор Розенберг заявится в свой кабинет, нас уже в городе не будет.

Мы шли по тихим улицам сонного города, еще не пробужденного первыми лучами восходящего солнца. Серело. Неясные очертания деревьев, домов, столбов с погашенными фонарями, словно призраки, наполняли пространство странными существами потустороннего мира.

Когда мы добрались до входа в каменоломни, обнаруженного доктором Архангельским, уже совсем рассвело, первые лучи солнца чуть коснулись легких перистых облаков, оставшихся на небе от вчерашней непогоды, зазвенели птицы в вышине, предрекая начало нового дня.

Мы зажгли факелы, приготовленные Валерой и доктором, и спустились в узкий, сырой коридор, ведущий в подземелье. Доктор шел впереди, освещая факелом путь, за ним следовал я, потом Коля Клименко, и замыкал строй Валера Матвеев, держа второй зажженный факел. Местами ход сужался до такой степени, что приходилось, буквально, ползти на четвереньках, местами можно было идти, выпрямившись в полный рост. Почти на всем протяжении пути с потолка и со стен постоянно сочилась вода. В двух местах мы шли по колени, а иногда и по грудь в воде, полностью сухих мест в подземелье, практически, не было.

Перед каждым поворотом доктор тщательно осматривал сделанные им с помощью копоти факелов отметки на стенах, что-то ворчал себе под нос, и продолжал путь.

Сырость и мрак подземелья, затхлый и тяжелый воздух его не могли испортить нам радостного настроения, мы знали, что через некоторое время вы выйдем из этих каменоломен, выйдем на поверхность, где снова будет яркий солнечный свет, необъятное голубое небо, с легкими перистыми облаками, свежее дыхание ветерка. И самое главное, что там, куда мы выйдем, уже не будет этого города, города, наполненного тенями и призраками тех, которые когда-то были людьми. Не будет больше ни доктора Вагнера, ни его клиники, ни иезуитских экспериментов над теми, кому действительно требовалась квалифицированная помощь психологов. Мы верили в то, что добытые нами документы помогут навсегда прекратить деятельность этой, так называемой, «клиники психологической реабилитации».

Мы еще не видели света, но в сырость и затхлость каменоломен уже вливались струи свежего, утреннего воздуха. Они растекались по подземелью, проникали в наши легкие, наполняя души радостью и надеждой. Дух, воздух, дыхание — от этих слов происходит душа. Без воздуха, без света, в затхлых катакомбах душа умирает, она не может жить во мраке и сырости, она либо выйдет на свободу, к свету и воздуху, либо умрет. Мы выходили из мрачного подземелья на поверхность, мы возвращались к жизни и к свету.

— Как все-таки хорошо наверху! — воскликнул Коля, когда мы выбрались на поверхность.

Над нами снова было голубое небо, легкие облака, плывущие по бескрайним просторам, деревья, слегка склоняющиеся под ветром, чахлый кустарник, трава, куча мусора у входа в катакомбы, угрюмые дома вдали, и дорога. Мы молчали, мы с ужасом осознали, что вернулись туда, откуда пришли.

— Может быть, Вы спутали повороты, и мы вернулись назад? — осторожно спросил Валера доктора.

— Нет, я ничего не перепутал, я отмечал не только поворот, но и номер поворота, с одной и с другой стороны, и направление движения. Ничего я не мог перепутать, просто выхода больше нет, пространство замкнуто. Они поняли, что я нашел выход, и перекрыли его.

— Но каким образом? — спросил я.

— Не знаю, не понимаю, как они могли определить, что я нашел выход, но они его перекрыли. Потому-то, они и сняли засаду возле моей и твоей комнаты. Они знали, что деваться нам больше некуда.

Наша попытка выбраться из города завершилась ничем. Все было напрасно: и усилия доктора Архангельского в поисках выхода, и угадывание паролей для входа в базу данных, и проникновение в кабинет доктора Розенберга, и печать документов — все это было совершенно бесполезно. Ощущение безысходности сдавило грудь.

Нам нельзя возвращаться в гостиницу, они уже знают, что мы забрались в кабинет доктора, что похитили документы. Нас непременно схватят, как только мы войдем в свой номер. А впрочем, зачем нас ловить, хватать, зачем нас преследовать? Ведь мы же все равно никуда не денемся! Мы словно звери в клетке, нет, не в клетке, в вольере. Хочется от отчаяния броситься на решетку, вцепиться зубами в железные прутья, но клетки нет — вокруг одна пустота. Нас никто не будет искать, никто не будет преследовать, мы никому не нужны.

— Черт побери! — воскликнул Коля. — Да, что это за хренотень такая!? Пошли опять в это чертово подземелье! Будем лазать, пока не выйдем! Просто где-то ошиблись в поворотах! Если этот закрыт — найдем другой выход, не могут же все остальные ходы тупиками заканчиваться!

— Могут, Коля, могут, — ответил я, — выход был совершенно не такой, как вход, при входе, метров через двадцать была лужа, а на выходе ее не было, я точно помню.

Коля полез в катакомбы и вскорости возвратился:

— Да, вот он, лужа! На месте! Ты просто не заметил ее! Иди сам посмотри!

— Верю тебе, что есть лужа, верю, но когда мы выходили — ее не было, понимаешь — не было! Мы не вернулись назад! Пространство замкнули!

Доктор Архангельский молчал, что-то соображая:

— Нет, ошибиться я не мог. Мы шли правильно. Просто выхода больше нет. Кто-то знал, что я нашел выход.

— Да, кто знал? — сказал Коля. — Кроме нас четверых никто не знал! Обсуждали это все в парке, на скамейке, рядом никого не было!

— Ты, что хочешь сказать, что кто-то из нас доложил доктору Вагнеру о наших планах? — сказал Валера.

— Да, ничего я не хочу сказать! — Возмутился Коля.