Кирилл Берендеев - Мир внутри

И вот этот звонок.

– Не извиняйтесь, вы совершенно правы во всем. Знаете, отчасти я вашей интуиции даже завидую – просто предположить, что магнитные поля могут удерживать частицы определенных кинетических энергий… – он замолчал и немного погодя повторил вопрос: – Но расчеты верны, просто скажите, все ли так, как предполагалось по новой теории, в вашей объемной модели?

Я помедлил с полминуты, но ответил:

– Да, все точно. Энергия частиц распределена неравномерно, разная интенсивность встречается на разных высотах, получается такой пирог «Наполеон» – слоями. Видимо, явление зависит и от поверхности планеты, над сушей одно, над океаном другое. Да и солнечный ветер добавляет…

– Оставьте его в покое, – так же почти шепотом попросил Кэхилл. – Поле в разрезе тороидальное, одинаковое со всех сторон, Солнце тут не причастно. Зря вы пытаетесь меня выгородить. Все зависит от индукции самой Земли, от ее собственного дипольного поля, это физика за шестой класс, не надо сваливать все на светило, – он недолго помолчал: – У других планет ничего подобного мы не наблюдаем. Земля, она особенная. Наша колыбель, – и снова долгая пауза. – И наша гробница.

– Натан, не надо так.

– А что остается, Тихон, скажите, – и не давая продолжить, сам спросил: – Вы слышали что-нибудь о премии Дарвина? Наверное, нет. Ее вручают за самую нелепую смерть, для защиты генофонда от социально неадаптированных идиотов. Я понимаю, звучит жестоко, но наша молодежь, она такая. Собирает подборки необъяснимо фатальных случаев со всего мира, а потом делает сообщение на радио…. К чему это я? Человечество только что выиграло эту премию.

– Натан, вы уж очень пессимистичны. Это ваша хандра, не более, пройдет еще лет…

– Сколько? Двадцать, пятьдесят, сто? Сколько надо, чтоб поумнеть и понять, что спутники-то можно запускать. Да и дело не в спутниках, хотя нет, что я, именно в них. «Таймс» недавно выразила общее мнение, когда в редакционной статье сообщила городу и миру, что польза от изучения космоса с лихвой перекрывается опасностью проникновения туда спецслужб и частных корпораций, желающих знать все обо всех. Вот сейчас они просто нас прослушивают, а далее могут запустить спутник и просматривать. Вы же участвовали в проекте картографии труднодоступных регионов СССР, знаете, насколько далеко шагнула техника. С высоты можно различить людей хоть за сотню километров. И зафиксировать. «Таймс» еще писала о неизбежной слежке коммунистов за всеми нами, по этому поводу тоже истерия началась. Поэтому сейчас закрываются все космические сообщества и компании… Наша БМО тоже, – после пауза добавил он. – Данбар ушел еще в октябре, а после народ начал разбегаться. Я слышал, у вас группу изучения реактивного движения тоже прикрыли. В США случилось нечто подобное, во Франции…. Никто не хочет подставляться.

– Думаю, любопытство пересилит. На этом основана наша цивилизация. Вспомните Марко Поло…

– А что вы хотели бы, Тихон, скажите: космическую эру, основанную на тотальной слежке или медленное угасание, до которого еще века?

Я замолчал. Вместо того, чтоб ответить вспомнил о пленках. Комитетчики ни словом не обмолвились о том, то я наснимал, нет, забрали, проявили, скопировав, вернули. Недавно до меня дошел слушок, что закрытый министерством обороны проект «Спираль» все равно продолжает развиваться. Говорят, многие из нашего института, кто работал над ним и за последние месяцы уволился, втихую перебрались в НИИ 30.

– Я бы так не ставил вопрос, – наконец, удалось отогнать темные мысли и ответить. – Все может измениться уже в ближайшие годы – взгляды, страхи, надежды. Сейчас мы предполагаем одно, а завтра… вот как пример, никто не предполагал ни нашу Октябрьскую революцию, ни мировые войны. Ни скачок научно-технического прогресса – того, что уже случился, того, что будет. Вы не просто спутник на орбиту отправили, вы запустили цепную реакцию. Просто сейчас ее еще не видно. Но паника в «Таймс» говорит как раз о ней.

Какое-то время Натан молчал. Наконец, произнес, все тем же, непривычно глухим голосом:

– Знаете, мне недавно пришло предложение от «Дейли телеграф» – написать книгу об «Эксплорере». Название они уже дали «Великое закрытие». Теперь рассчитывают, что я клюну, большие деньги сулят.

– Это мерзость какая-то, – я спохватился. Деньги. В самом деле, он же фактически безработный. А я так и не узнал, ин у него, ни у Нормы. – Как у вас с деньгами? Я мог бы…

– Нет, не стоит. Да, мы здорово поиздержались, особенно много ушло на создание спутника и переделку ракеты. Но я давал интервью, довольно часто и много, а еще в ближайшем будущем знакомые из университета мне предлагают место.

– Я рад, что вас снова вернут к преподаванию…

– Нет, в архив. Да так и лучше, меньше придется светиться и больше заниматься делом. Немного развеюсь за старыми статьями. Да и своим помогу, ведь, Тайлеру надо доучиться, и Порша…

– Натан, – неожиданно произнес я, – плюньте сейчас на все и приезжайте к нам. Выспитесь, отдохнете, придете в себя. Я вас на рыбалку свожу.

– Сейчас же зима.

– А у нас подледный лов. Тоже любопытно.

– Это не совсем по моей части. Потом, Норма не сможет выбраться. На нее одну сейчас свалилось все сразу.

– Один приезжайте. Жена вас простит. Вера и вовсе очень рада будет, столько времени вас не видела. А я подарю вам бивень мамонта, его, правда, нельзя вывозить, но будет повод почаще заглядывать.

– Английский юмор вы усвоили на «отлично», – тут же заметил Натан, несколько посвежевшим голосом. – Я постараюсь. Правда. Не уверен, что зимой, но в марте, может быть, в конце…

Связь неожиданно оборвалась. Положив трубку, я вздохнул. Подождал, но Натан не перезванивал. А потом я почему-то улыбнулся. Вдруг осознав, что мой друг обязательно приедет, не сейчас, так попозже. А вместе мы что-нибудь придумаем, отвлечемся, сходим в лес, посидим у костерка, поговорим обо всем, как прежде, как в былые дни. Главное, чтоб он снова загорелся. И тогда…

Здравствуй, дочка!

У нас все хорошо. Пенсию мне повысили, пообещали даже выдавать какие-то заказы к праздничным дням. Пока не уточняли, какие, но знающие люди говорят: что-то приличное и из сокровенных запасов. Ваш министр еще озаботился похлопотать перед президентом, чтоб выдать мне какую-то медаль, вроде «матери-героини». Признаюсь, после этого у меня на душе кошки заскребли. Вроде ты и жива-здорова, тьфу-тьфу, а по тебе ровно поминки справляют, неприятно, что и говорить.

Хотя ты здесь, вернее, там, далеко, но мы ведь каждую неделю с тобой общаемся, переговариваемся через ЦУП. Люди хорошие, понимающие, что у тебя, что у меня. Вот только уйти никуда не могут: в управлении полетами по долгу службы, а у тебя еще и некуда. Корабль не слишком велик, а потому каждое слово из любого конца слышно. Ты и сама мне об этом говорила. А еще ты говорила, что следующие два-три месяца, когда вы начнете маневры, посадку и распаковку доставленного ранее на планету груза, связи нам не дадут. Вот поэтому я и пишу письмо. Уж верно, и прочитать тебе его где найдется, видела макет корабля – у вас там у каждого что-то вроде своей капсулы. Маленькой комнатки в большой и дружной коммуналке. Помнишь, я рассказывала, в какой родилась; видимо, похожая. Надеюсь, там никто не потревожит.