Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

— Прошу всех в столовую, вас ждет ужин, — пригласил старший тренер.

— Ужин потом. Где будем оперировать? — спросил доктор.

— В щитовом домике. Ассистировать вам будут врач лагеря, анестезиолог и медсестра из экспедиции. Донорская кровь первой группы готова.

— Хорошо, спасибо. Мне сейчас теплой воды, умыться, переодеться. Пусть ваш врач проверит Кравцова на лейкоцитоз. Через полчаса начнем.

…Всю ночь около щитового домика светились фонарики альпинистов. Трое врачей и медсестра в странных хитонах из простыней склонились над больным. Алексей держался, как Маресьев. Ни разу не вскрикнул, хотя операция шла без наркоза. Когда все кончилось, пациент спросил:

— Доктор, что у меня вырезали?

— Убрали лишнюю складочку, не волнуйся, Алеша, — весело ответил доктор.

Работал он четко, уверенно, рука не дрогнула, как будто и не было трех бессонных суток на плато. Да и операция была необычная, такого на леднике еще никто не делал.

Утром вертолет санавиации увез Климова и Алексея на равнину. Их провожал весь лагерь, и все видели: улетать им не хотелось. Просто надо было отправляться вниз, чтобы будущим летом снова вернуться сюда. Чтобы опять идти наверх, чтобы ковбойка снова выцвела от солнца, а горные ботинки стерлись в пыль, чтобы принимать вертолеты на плато и лазерные сигналы с Марса — чтобы жить.

Через день после их отлета в базовый пришла радиограмма:

«3 сентября в 7 утра в больнице от острой сердечной недостаточности скоропостижно скончался академик Иван Владимирович Климов».

…Люди уходят, горы остаются. Идеи тоже остаются, они живут дольше людей.

Каждый год осенью первокурсники заполняют аудиторию имени академика Климова. О нем первая лекция, похожая на легенду. А летом кто-то из них обязательно уходит на плато.

Очерк

Художник В. Захарченко

Фото автора

От базы Дружной до гор Шеклтона около 300 километров — на «Аннушке» меньше двух часов лета. На поверхность шельфового ледника, проплывающую под крылом, идеальную, без помарок, белоснежную скатерть, набегают трещины. Их темные, отливающие бездонной синевой линии образуют сложные геометрические фигуры и кажутся вычерченными на ватмане. Трещины все расширяются. Сверху это выглядит безобидно. Но вот в леднике, как рваные раны, зияют гигантские провалы, на дне которых кое-где проступает вода. Это разломы Гранд-Касм, простирающиеся на десятки километров. Чем вызвано их образование, пока неизвестно. Возможно, плавучий ледник натолкнулся здесь на подводное препятствие? Работы наших геофизиков должны прояснить многое, о чем сейчас приходится только гадать.

Остается лишь радоваться, что в горы Шеклтона нас доставят по воздуху. Наземное путешествие отняло бы куда больше сил и времени и было бы неизмеримо опаснее. Шельфовые ледники полны коварных ловушек, ведь многие трещины прикрыты снежными мостами и практически неразличимы с поверхности.

В самолете все с вниманием вглядываются в белую пустыню. Ледяная поверхность вновь успокоилась, на ней все меньше приметных ориентиров. Разломы Гранд-Касм остались позади, трещин поубавилось. Только оттенки снежной поверхности, смена блестящих серебряных тонов серыми говорят о легких перегибах ледяного рельефа, а узкие, бегущие параллельно друг другу светлые полосы с размытыми, словно отороченными пушистой бахромой контурами, Указывают: внизу метет поземка.

Слева по курсу показались полосчатые уступы гор Терон, впереди же, прямо на юге, там, где равнина шельфового ледника постепенно сливается с материковым ледниковым покровом, вставали из-за горизонта горы Шеклтона. Эта довольно компактная группа горных массивов, вытянутая неширокой полосой почти на 200 километров, лежала словно в тисках между двумя мощными потоками материкового льда — ледниками Слессора и Рековери.

Летчики держали курс на северо-западный край хребта Шеклтона, к горе Провендер, где намечено создать наш полевой геологический лагерь. Самолет стал заходить на посадку. Перед глазами совсем близко пронеслись, будто опрокидываясь на нас, рыжеватые скалы, край ледника с приметным темным пятном, море каменных обломков у подножия. Но вот пилот выровнял машину, и через несколько секунд она заскользила по снегу, слегка подпрыгивая на застругах небольшого снежника, вытянутого вдоль пологого склона, сплошь заваленного валунами.

После Дружной, надоевшей однообразием плоской снежной равнины, горы производят прямо-таки ошеломляющее впечатление. К тому же не в пример береговой базе, где небо почти постоянно затянуто облаками (так было и во время нашего вылета), здесь все сверкает под солнцем. Валуны, к которым почти вплотную подрулила «Аннушка», зримо излучают тепло. Воздух над ними колеблется, словно это не обыкновенные камни, а раскаленные уголья. И такой захватывающий вид открывается во все стороны!

Летчики улетают: им предстоит сегодня еще не один рейс, а мы начинаем с главного — сооружения своего жилища. Процедура сборки небольших, похожих на юрты каркасных палаток отработана. Каждый, кто участвовал в полевых геологических работах в полярных районах, выполнял ее многократно. Но самая первая палатка в сезоне обычно и самая сложная. К тому же палатки старые, дюралевые дуги помятые, порой приходится попотеть, прежде чем соберешь каркас. Дополнительно с помощью капронового фала укрепляем дуги, стягивая их между собой. Ведь случалось, даже такие прочные, обтекаемые конструкции не выдерживали напора антарктических ветров. Правда, в возможность этого сейчас трудно поверить: стоит абсолютный штиль, припекает солнце. Температура всего минус 4°.

Работаем все споро, в охотку. Да и разве можно иначе, ведь строим себе дом. За полночь две черные палатки, одна из них совсем небольшая, уютно стояли среди камней. Можно было перевести дух. В помещение внесли все, что боится мороза: картошку, репчатый лук, немного апельсинов и бутылку шампанского. Ее приберегли специально на Новый год, до которого оставались считанные часы, ведь сегодня уже 31 декабря.

Горят газовые горелки. Расставлены раскладушки, на них брошены матрасы и спальные мешки. На плите в большой палатке пофыркивает чайник, вкусно, по-домашнему пахнет крепкой заваркой.