Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Расстроенные, ребята собираются уходить. Мы с Володей встаем и решаем идти с ними. Вместе пришли, вместе уйдем. Да и отдыхать, честно говоря, уже не хочется…

Володя Шопин и Коля Черный вместе с шерпами уходят поднимать кислород из второго лагеря в третий. Шерпы потихонечку начинают сдавать. Коля идет первым и постоянно уговаривает их идти дальше. Так они проходят десять веревок. Пошел снег — скалы стали скользкими. Срывается один шерп, потом другой. К счастью, все обходится, но идти дальше они отказываются.

Коле становится хуже: от боли в горле почти не может говорить. Он возвращается в первый лагерь. К этому времени в базовый лагерь вернулись все четверки. Они сделали свои обязательные три выхода вверх, и по идее теперь надо было начинать штурм вершины. Но так уж получилось, что пятого лагеря на высоте 8500 еще не было. Не успели поставить. А без него начинать штурм нельзя.

Значит, кому-то надо было идти и ставить пятый лагерь. А чт такое ставить пятый лагерь? Это снова тяжелые дни работы на высоте, а потом спуск вниз, и останется ли потом возможность взойти на гору — неясно. Скорее всего нет. К этому времени как раз должен начаться муссон.

Идти из пятого лагеря прямо на вершину? То есть проработать три дня на отрезке от 8250 до 8500 метров, а потом без отдыха вверх? На такой высоте ни отдых, ни сон силы уже не восстанавливают. Скорее всего и это нереально.

Решаем, кто пойдет. Иванов против того, чтобы шла его группа. Он считает, что ребята еще не отдохнули. Да и после того как они установят пятый лагерь, шансов попасть на вершину у них мало. В общем-то он. прав. Остальные группы тоже уходят на запланированный отдых вниз. Идти нам? Но нас с Володей двое. Двоим нам буде еще тяжелее справиться с этой задачей. Но мы — вроде как отдохнувшие.

Мы с Володей все обсудили. Кто-то ведь должен это сделать. Мы все понимаем — идем работать, и шансов на восхождение мало. Но попытаться взойти на вершину обязательно надо, у нас просто нет другого выхода. Сделаем все, что сможем…

Готовимся к выходу. Перебираем рюкзаки, подгоняем к ботинкам кошки. Идет снег. Лагерь полупустой, все группы ушли на отдых вниз.

Собрались, лежу отдыхаю. Думаю о нашей команде. Какие мы? У нас прекрасные ребята, прекрасные альпинисты, почти каждый — лидер в своей прежней команде, ни разу не было случая невыполнения приказа. В общем все сделают как надо. Жалко только, что мы раньше мало знали друг друга. Наверное, самый оптимальный вариант команды — это команда, уже давно ходившая вместе. Вот у нас есть алмаатинцы. Они вместе в горах уже давно. Все друг о друге знают, понимают друг друга с полуслова. Им легче.

Вообще команда — сложная штука. Интересно, что почти все международные экспедиции кончались неудачами, хотя там были лучшие альпинисты из разных стран. А дело в том, что в этих экспедициях никто не хотел работать друг за друга, идти за кого-то вверх, вкалывать, ставить лагери, носить еду, которую потом съест кто-то другой. Они же друг друга не знали. Зачем было стараться?..

27 апреля. Сегодня все просыпаются рано, собираются провожать нас с Володей Балыбердиным вверх. Последние сборы, легкий завтрак — и мы уходим. Ребята смотрят нам вслед.

Я иду впереди, как вдруг слышу сзади легкий треск. Оборачиваюсь — Володя стоит по колено в воде, утренний лед не выдержал. Решаем отойти подальше и переодеться, когда провожающим нас не будет видно. Я прошу Володю немного потерпеть. А то смех ведь: пошли штурмовать вершину и провалились, не пройдя и сотни метров.

Отойдя чуть подальше, остановились и сели. Володя надел мои запасные теплые носки, и мы зашагали снова. Сначала ноги у Володи мерзли, но потом выглянуло солнышко и высушило мокрые ботинки. Я про себя улыбнулся: «Суеверные люди, наверное, испугались бы такого начала пути и повернули назад».

Мы решили двигаться не спеша, чтобы приберечь силы на последующие дни. В первый лагерь поднялись, когда там еще были Володя Шопин и шерпы. Они собирались спускаться вниз. Решаем с Володей Балыбердиным попросить одного из шерпов — Наванга — идти с нами вверх, помочь с грузами: втроем намного легче. Тем более что Наванг не участвовал в переноске кислорода из второго лагеря в третий — у него были обожжены глаза. Я прошу у Евгения Игоревича разрешения, что в случае удачи Наванг пойдет с нами на вершину.

В третьем лагере во время ночевки Наванг долго молился. Нам с Володей он повязал на шею красные ниточки, освященные ламой, листочки с молитвой разбрасывал по ветру, и ветер нес их в сторону Эвереста. В общем все было обставлено в лучшем виде. А самое печальное: пока он молился, я никак не мог заснуть. Наконец наш друг угомонился, но до рассвета оставалось уже совсем немного.

С утра, не выспавшись, двинулись в путь. Володя ушел вперед. За ним — Наванг, а после — я. Поднялись немного, смотрю: Наванг остановился. Я подошел к нему, спрашиваю: «В чем дело?» На глаза показывает — снова болят. Прошли еще несколько метров, Наванг опять останавливается. Подхожу, а он: «Извините, не могу. Не пойду…» А у самого слезы на глазах. «Ладно, — говорю, — спускайся вниз».

Не может, — значит, не может. Шерпы — ребята честные. Они старались нам помочь, чем могли. Но горы они не любят. Вернее, слишком любят, до обожествления. Идут вверх и боятся божьего гнева. Молятся, просят их простить, клянутся, что лезут не по своей воле.

Пока я с Навангом выяснял отношения, Володя ушел вверх, разрыв между нами был где-то часа в полтора. Но мы видели друг друга и даже могли переговариваться. Идти становилось все труднее, ноги не слушались, дыхания не хватало. Рюкзак, и без того не легкий, от усталости и высоты казался тяжестью непомерной.

А тут еще повалил снег, скалы сделались скользкими — идти стало совсем трудно. В общем дотемна уже никак не успеть. Снял рюкзак и пошел вверх налегке, решив, что с утра спущусь за ним. Утром Володя пошел вверх — в сторону пятого лагеря, а я — вниз, за оставленным грузом.

Я уже почти подходил к четвертому лагерю. Оставалось совсем чуть-чуть. Впереди был очень трудный участок. Правда, небольшой — всего три метра, зато три метра отвесной скалы. Володя дал мне с собой второй зажим для веревки. И тут я допустил просчет. Не отрегулировал длину веревки, один зажим подошел вплотную к другому и примерз к веревке. Я попытался его отодвинуть, но у меня не хватило сил — тяжелый рюкзак тянул вниз.

Все произошло моментально, ноги потеряли опору, ощутили пустоту. Еще секунда — и я повис на веревке почти горизонтально. Разгрузить зажимы и освободить их не удавалось. Пока боролся, стараясь выбраться, силы иссякли. Дышать становилось все труднее и труднее…

И тут до меня дошло — кончился кислород. Еще немного, и я потеряю сознание. И тогда все. Останусь висеть на этой веревке, пока не замерзну.