Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Раз он попался: зашел к Насте домой и застал всю семью. Мать, добродушная толстуха, встретила его, как старого знакомого, медоточивой улыбкой, долго жала руку и только что не называла зятьком. Отец на минутку исчез и возвратился с бутылкой в кармане. Стяпас извивался, как угорь на сковороде. Насте, взволнованная настолько, что дрожали ее тонкие пальчики, в первый раз чуть-чуть накрасившись, все наклонялась к его уху:

— Ты им очень, очень понравился. Они очень хорошие, ты не обращай на них внимания…

Стяпас решил больше не звонить.

Через две недели она сама появилась в общежитии:

— Идем.

— Послушай, Насте…

Она ладонью зажала ему рот:

— Все, все понимаю… Идем!

Перепуганный Стяпас только поглядывал исподлобья. Шальная девчонка, будто не видит — как назло все соседи по комнате в сборе и только прикидываются, что заняты своими делами.

— Идем, идем… Никого нету. Все укатили на свадьбу к двоюродной сестре. На два дня.

Дома ждала бутылка вина, в комнате было прибрано. Стяпас считал себя порядочным человеком и смущенно заговорил — Насте ошибается, они не могут стать мужем и женой, она необыкновенная девушка, но все не так просто, надо найти свою дорогу…

Насте чуть не расплакалась — она и так была на волосок от истерики.

— Разве я чего-нибудь прошу от тебя? Скажи, я хоть раз требовала с тебя векселя? — Она обняла его и маленькими жесткими кулачками рабочего человека больно заколотила по спине. — Мне с тобой хорошо, и все, понимаешь, приятно знать, что ты в этом городе, и, пока ты здесь, я никому тебя не отдам, слышишь, тюфяк ты мой неповоротливый? Разве я тебя не понимаю, скажи, разве я выклянчивала когда-нибудь обещания?!

Стяпас испугался: она не то хохотала, не то всхлипывала. Потом почувствовал, как Насте шарит за его спиной. Она выключила свет.

… Они опять стали встречаться — по нескольку раз в неделю. Она знала расписание его лекций, часы всех его собраний. Стяпас удивлялся — товарищи полюбили Насте. Стоило ей прийти, как они находили себе занятие в другом месте, подолгу оставляя их наедине. Даже дежурные с ней здоровались. Он все чаще пытался быть раздражительным, но она только хохотала и до тех пор держала ладонь у него на губах, пока он не переставал упрекать. Всегда была веселая. Только когда передавала приглашение мамы заходить к ним, ее голос дрожал. Но Стяпас так и не пошел.

Но раз Стяпаса неожиданно вызвали в деканат. Когда он постучался и вошел, его уже ждали. Рядом с деканом сидели комсорг и комендант общежития. Стол был застлан красным сукном, как на суде.

— Насчет Насте, да? — накинулись на него потом товарищи. Стяпас хмуро кивнул головой.

— Что сказали? Они все знают? Что именно? Говори — предлагали жениться?

Но Стяпас не ответил. Дня два он не показывался на лекциях и, когда Насте снова пришла к нему, заявил, что должен с ней серьезно поговорить. Они вышли на улицу. Сердито, в упор глядя ей в глаза, Стяпас сообщил, что поступил на курсы метеорологов.

У нее только брови взлетели. Затянулись дымкой глаза. Она молчала долго, как никогда. Стяпас насторожился.

— Сколько… сколько это может продлиться? — спросила она наконец почти спокойно.

— Полгода.

— Так быстро…

Стяпас вздохнул, словно скинув гору с плеч.

— А… надолго?

— На всю жизнь, разумеется.

Скоро Насте успокоилась. Стала даже веселее, чем раньше. Она ничего о себе не рассказывала, не просила его бросить курсы, остаться в Вильнюсе. Стяпас даже забеспокоился: «С чего это?» Да и видеться им сейчас приходилось реже, разве что она подкараулит его где-нибудь у подъезда.

Экзамены в университете совпали с окончанием метеорологических курсов. Стяпас поднатужился и не прогадал — заметка о том, как он при подобной нагрузке выдержал все экзамены на «отлично», появилась в студенческой многотиражке. Все расспрашивали Стяпаса, куда его назначат. Он уже знал, но только пожимал плечами.

Перед отъездом товарищи устроили прощальный ужин. Тогда-то Стяпас и сообщил негромко, просто, вполголоса:

— Выбор был небольшой. Я — на Дальний Восток. Секретарь университетской комсомольской организации вручил подарок — транзистор. Стяпас скромно сказал:

— Благодарю.

Еще в самом начале вечера Стяпас великодушно усадил рядом с собой Насте. Все изумились: она выглядела очень счастливой.

— Расставаться не жалко? — спрашивали ее, а Насте только хохотала, обнимала то одного, то другого, перецеловала всех девушек. После выступления секретаря и она не выдержала. Молча, на цыпочках подошла к Стяпасу, обняла его и положила на стол книжку в синей- жесткой обложке. Ничего не соображая, Стяпас прочел вслух: «Диплом радиста II класса». Насте расцеловала Стяпаса в обе щеки. Другие разобрались во всем быстрее, закричали: «Ура! Горько! И везет же этому Стяпасу!» Кто-то побежал за шампанским.

Стяпаса это ошеломило настолько, что Насте, не переставая хохотать, пояснила ему на ухо:

— Мне было куда легче, чем тебе, ведь радио и телеграф — специальности родственные! Это подарок от меня. Вечер за вечером — и вот…

Друзья поднимали тосты за то, чтобы вместе в огонь и в воду, за комсомольские дерзания.

Несколько месяцев спустя они действительно вместе мчались в скором поезде.

… Во Владивостоке в управлении их встретили запросто:

— Первый год? Оставьте документы и обождите в коридоре. Как раз проходила пересменка на станциях. Управленческий дом, стекло и алюминий, был набит битком. В узком коридоре на плохо уложенном паркете — груды узлов с вещами и инструментом, сидели и стояли мужчины, невыспавшиеся женщины, верещали малыши. В конце концов их вызвали.

— Значит, новенькие. Ничего, не бойтесь. Поможем, — обнадежил начальник.

Стяпас нахмурился. Ему подали список, напечатанный на машинке, — выбирайте. Стяпас прочел, попросил карту. Начальник поколебался, потом дернул тесемку, и на стене раздвинулась шторка. Стяпас долго путался в непривычном масштабе.

— Живее, живее. Народ ждет.

Стяпас ткнул пальцем в красный кружок и с вызовом поднял голову.

Начальник впервые внимательно пригляделся к нему.

— Остров Святого Ионы? Это очень маленький кусочек земли. Вся станция — два человека.

— Святого Ионы, — спокойно подтвердил Стяпас. — А что? Небольшой буксир «Метеоролог» шел две недели: в Охотском море еще стоял лед.

— Пешком их отправить по льду! — сердито острили моряки. Буксиру предстояло еще зайти на несколько станций, и всех обуревало нетерпение — горел план.

Сначала на горизонте появились тучи, потом черная точка под ними, и вот гряда островерхих, беспорядочно раскинутых скал.

Даже с низкой палубы «Метеоролога» виднелись обе оконечности острова — восточная и западная. К узенькому каменистому пляжу бежало двое людей. Еще на склоне горы начали стрелять — облачко дыма, а потом долетает негромкое «пафф». Кунгас раздвинул льдины, но подойти к берегу не смог: слишком мелко. Пришлось спрыгнуть в ледяную воду, несколько раз возвращаться на кунгас за вещами, оцинкованными ящиками с продовольствием, мешками с углем. Буксир гудел, смена, уже успев расцеловаться с новоприбывшими, нервничала, торопилась, словно могла куда-то опоздать.